//Жильбер Симондон / 8 сентября 1953 года, Сент-Этьен
Впечатление неограниченной, безоговорочно подлинной реальности света. Не вещи как субстанция — теряют и вновь обретают реальность вихри отношений: путешествия, свет, солнце; наружность камней, а не их глубинная вещность. Зерно вещей и не вещей.
//Иоганн Теснериус / О природе магнитных явлений
Возьми вместилище из железа, вроде вогнутых стёкол, снаружи украшенное выгравированными узорами не только ради красоты, но также ради легкости, ибо чем легче сосуд, тем легче его можно привести в движение. Но он не должен быть при этом прозрачным, так чтобы можно было бы видеть заключенную в нем тайну.
//editorial core
Денис Шалагинов
Иван Спицын
Евгений Кучинов
Сергей Кочкуров
//mutual aid sq
Владислав Жигалов, Алексей Конаков, Дмитрий Кралечкин,
Егор Гализдра, Иван Аксёнов, Александр Ветушинский, Иван Напреенко, Майкл Мардер, Хилан Бенсусан, Радек Пшедпельский, Арсений Жиляев, Георгий Федоровский, Мэттью Сегалл, Бен Вудард, Тим Ингольд,
Маяна Насыбуллова, Ярослав Михайлов, Алексей Дорофеев, Кендзи Сиратори, Юк Хуэй, Джесси Коэн, Никита Сазонов, Катя Никитина, Аня Родионова, Коля Смирнов, Антон Крафтский, Никита Архипов, Тим Элмо Фейтен, Аня Горская, Джейкоб Блюменфельд, Саша Скалин, Эдвард Сержан, Кирилл Роженцов, Илья Поляков, Артём Морозов,
Дмитрий Скородумов, Илья Гурьянов и другие.
TG / INST / FB / VK
Впечатление неограниченной, безоговорочно подлинной реальности света. Не вещи как субстанция — теряют и вновь обретают реальность вихри отношений: путешествия, свет, солнце; наружность камней, а не их глубинная вещность. Зерно вещей и не вещей.
//Иоганн Теснериус / О природе магнитных явлений
Возьми вместилище из железа, вроде вогнутых стёкол, снаружи украшенное выгравированными узорами не только ради красоты, но также ради легкости, ибо чем легче сосуд, тем легче его можно привести в движение. Но он не должен быть при этом прозрачным, так чтобы можно было бы видеть заключенную в нем тайну.
//editorial core
Денис Шалагинов
Иван Спицын
Евгений Кучинов
Сергей Кочкуров
//mutual aid sq
Владислав Жигалов, Алексей Конаков, Дмитрий Кралечкин,
Егор Гализдра, Иван Аксёнов, Александр Ветушинский, Иван Напреенко, Майкл Мардер, Хилан Бенсусан, Радек Пшедпельский, Арсений Жиляев, Георгий Федоровский, Мэттью Сегалл, Бен Вудард, Тим Ингольд,
Маяна Насыбуллова, Ярослав Михайлов, Алексей Дорофеев, Кендзи Сиратори, Юк Хуэй, Джесси Коэн, Никита Сазонов, Катя Никитина, Аня Родионова, Коля Смирнов, Антон Крафтский, Никита Архипов, Тим Элмо Фейтен, Аня Горская, Джейкоб Блюменфельд, Саша Скалин, Эдвард Сержан, Кирилл Роженцов, Илья Поляков, Артём Морозов,
Дмитрий Скородумов, Илья Гурьянов и другие.
TG / INST / FB / VK
Жильбер Симондон[*]
Спасти технический объект
Это интервью с Жильбером Симондоном было проведено Анитой Кешикян в феврале и апреле 1981 года и опубликовано в апрельском номере журнала Esprit за 1983 год. В 2014 году текст был переработан и переиздан в сборнике лекционных курсов, конспектов, статей, черновиков и интервью Симондона «Sur la technique (1953–1983)» — в сопровождении рукописных заметок, сохранившихся в архиве философа. Настоящий перевод выполнен по журнальной публикации (Sauver l’objet technique : Entretien avec Gilbert Simondon // Esprit. 1983. № 76 (4). P. 147–152). Комментарии, оставленные Симондоном на полях интервью, снабжены отметкой «SLT» и переведены по изданию: Simondon G. Sur la technique (1953–1983). Paris : Presses Universitaires de France, 2014 (за вычетом этих заметок в издании 2014 года в тексте самого интервью изменена лишь разбивка на абзацы).
Как правило, мы говорим о технике, занимая внешнюю позицию, будь то позиция организации социальной группы, условий жизни или труда отдельных людей, равновесия в природе и т. д. Обсуждается, прежде всего, эффективность или полезность орудий и машин. Уже более двадцати лет Жильбер Симондон, который помимо прочего является заведующим кафедрой общей психологии в Университете Париж-V, отстаивает другой, неутилитарный подход. Наряду с эстетическими объектами, автономность и специфичность которых давно признана современной мыслью, имеются, утверждает Симондон, объекты технические[1]. Они существуют и имеют значение сами по себе, особым способом, требуя соответствующего изучения.
Simondon G. Du mode d’existence des objets techniques. Paris : Aubier, 1958; переиздания: 1969, 1972. Также Симондоном опубликовано: L’individu et sa genèse physico-biologique (L’individuation à la lumière des notions de forme et d’information). Paris : PUF, 1964. Смотрите также октябрьский выпуск Esprit за 1982 год, посвященный технической культуре.
Анита Кешикян[2]: В 1958 году Вы писали, что отчуждение обусловлено незнанием технического объекта. Вы по-прежнему придерживаетесь этой точки зрения в своих исследованиях?
Жильбер Симондон: Да, но я усиливаю её утверждением, что технический объект должен быть спасён. Он должен быть спасён из своего нынешнего состояния, бедственного и несправедливого. Состояние отчуждения, о котором я говорю, обнаруживается и в трудах таких замечательных авторов, как Дюкрок[3], который пишет о «технических рабах». Необходимо изменить условия, в которых находится, производится и, прежде всего, используется технический объект, поскольку используется он образом унизительным. Автомобиль — технический объект, которым пользуются все, — увядает за несколько лет, так как краска не рассчитана на то, чтобы защищать от непогоды, и её часто наносят после выполнения электросварочных работ; как следствие внутри кузовных узлов в изобилии образуется ржавчина, которая за несколько лет разрушает машину, двигатель которой всё ещё остается исправен. Этот простой фактор приводит к выходу из строя всей технической системы. Именно против такого небрежения я выступаю.
Анита Кешикян: То есть отчуждение человека Вы больше не принимаете во внимание?
Жильбер Симондон: Принимаю, но над ним и без того работает множество исследователей. Взять хотя бы движения современных физиократов (то есть экологов), которые озабочены спасением человека, открытием для человека путей освобождения. Вот только те же самые исследователи оставляют без внимания технические объекты, не интересуются ими или интересуются совсем мало.
Анита Кешикян: Кто же ими занят?
Жильбер Симондон: Множество людей — и нередко профессионально — инженеры и механики, например. Есть еще коммерсанты, но это, очевидно, не лучший пример озабоченности происходящим, нельзя сказать, что у них нет задних мыслей. Мне доводилось видеть рекламу, расхваливающую боковые обвесы для автомобиля. Подобное украшение технического объекта чем-то, кроме самой техничности, не следует принимать за чистую монету. Я согласен с возможной эстетизацией и даже эротизацией технического объекта, но только внутри границ его собственной неопределённости. На самом деле в техническом объекте не всё ко всему притирается, существует некая шероховатость, которая лучше всего сглаживается аранжировкой — не только функциональной, но и приятной для глаз[4]. Боковые обвесы сами по себе не являются техническими объектами. Они не имеют собственной функциональности. Всю свою функциональность они заимствуют у автомобиля. Вот почему я считаю, что они не должны мотивировать спрос.
Анита Кешикян: С чем же Вы связываете отчуждение технического объекта?
Жильбер Симондон: Сущностно оно проистекает из того, что технический объект производится на продажу — по цене, значительно превышающей себестоимость. Гладкий листовой металл, который необходимо использовать для того, чтобы автомобиль имел приятную поверхность, составляет половину его цены, отданной за внешний вид. Здесь явно что-то не так. В этом смысле, с точки зрения как эстетической, так и технической, грузовик мне кажется более совершенным, чем легковой автомобиль.
Анита Кешикян: То есть, иными словами, технический объект, как и многое другое, стал потребительским товаром?
Жильбер Симондон: Происходит чудовищное расточение, поощряемое самими механиками и производителями. И хотя в энергетике, например, способы сбережения уже существуют, налицо своего рода безумная страсть к новизне, которая по-настоящему монструозна. Долгое время мотоцикл был объектом без прикрас. Теперь же, когда он стал предметом потребления, из года в год меняются цветовая гамма, хромирование или расположение рычагов управления — так что в конечном итоге он «устаревает», хотя по своим основным характеристикам он вовсе не устарел.
Анита Кешикян: Что же тогда считать собственно техническим новшеством?
Жильбер Симондон: Принципиальные усовершенствования. Например, вместо того, чтобы менять форму багажника, гораздо лучше было бы сделать на мотоцикле двойные тормоза, действующие одновременно на передние и задние колеса. Остаётся множество нерешённых вопросов, изучение которых было бы более полезным, в том числе и для безопасности.
Анита Кешикян: То есть простым изменениям Вы противопоставляете изобретения, творения, которые являются собственно техническими?
Жильбер Симондон: Совершенно верно. Я полагаю, что подобно тому, как рискованно всякое творение, имеются риски и для техники. Несомненно, инфляция технических объектов в настоящее время является одним из таких рисков, будь то в области вооружений или чрезмерного потребления. Вот почему, как я уже говорил, необходимо спасти технический объект — почти в том же смысле, как в Писании говорится о спасении человека. Я верю, что в техническом объекте есть человечность и что эта отчуждённая человечность может быть спасена при условии, что человек отнесётся к ней с почтением. Прежде всего, не следует обрушиваться на технический объект с хулой. В Ветхом Завете Яхве является своеобразным ревнителем творения, поскольку творение, как говорится, преступает закон[5]. Но разве не всякое творение преступно? Я считаю, что преступление, начавшееся со змея, это творение личности. Если бы Адам и Ева никогда не покидали Эдемский сад, они никогда не стали бы ни людьми, ни изобретателями. Их сыновья были пастухами и землепашцами. Так зародились известные техники. В конце концов, мне кажется, что техники и преступание — это одно и то же. В былое время кузнецы слыли проклятыми.
Жильбер Симондон: Да, но я усиливаю её утверждением, что технический объект должен быть спасён. Он должен быть спасён из своего нынешнего состояния, бедственного и несправедливого. Состояние отчуждения, о котором я говорю, обнаруживается и в трудах таких замечательных авторов, как Дюкрок[3], который пишет о «технических рабах». Необходимо изменить условия, в которых находится, производится и, прежде всего, используется технический объект, поскольку используется он образом унизительным. Автомобиль — технический объект, которым пользуются все, — увядает за несколько лет, так как краска не рассчитана на то, чтобы защищать от непогоды, и её часто наносят после выполнения электросварочных работ; как следствие внутри кузовных узлов в изобилии образуется ржавчина, которая за несколько лет разрушает машину, двигатель которой всё ещё остается исправен. Этот простой фактор приводит к выходу из строя всей технической системы. Именно против такого небрежения я выступаю.
Анита Кешикян: То есть отчуждение человека Вы больше не принимаете во внимание?
Жильбер Симондон: Принимаю, но над ним и без того работает множество исследователей. Взять хотя бы движения современных физиократов (то есть экологов), которые озабочены спасением человека, открытием для человека путей освобождения. Вот только те же самые исследователи оставляют без внимания технические объекты, не интересуются ими или интересуются совсем мало.
Анита Кешикян: Кто же ими занят?
Жильбер Симондон: Множество людей — и нередко профессионально — инженеры и механики, например. Есть еще коммерсанты, но это, очевидно, не лучший пример озабоченности происходящим, нельзя сказать, что у них нет задних мыслей. Мне доводилось видеть рекламу, расхваливающую боковые обвесы для автомобиля. Подобное украшение технического объекта чем-то, кроме самой техничности, не следует принимать за чистую монету. Я согласен с возможной эстетизацией и даже эротизацией технического объекта, но только внутри границ его собственной неопределённости. На самом деле в техническом объекте не всё ко всему притирается, существует некая шероховатость, которая лучше всего сглаживается аранжировкой — не только функциональной, но и приятной для глаз[4]. Боковые обвесы сами по себе не являются техническими объектами. Они не имеют собственной функциональности. Всю свою функциональность они заимствуют у автомобиля. Вот почему я считаю, что они не должны мотивировать спрос.
Анита Кешикян: С чем же Вы связываете отчуждение технического объекта?
Жильбер Симондон: Сущностно оно проистекает из того, что технический объект производится на продажу — по цене, значительно превышающей себестоимость. Гладкий листовой металл, который необходимо использовать для того, чтобы автомобиль имел приятную поверхность, составляет половину его цены, отданной за внешний вид. Здесь явно что-то не так. В этом смысле, с точки зрения как эстетической, так и технической, грузовик мне кажется более совершенным, чем легковой автомобиль.
Анита Кешикян: То есть, иными словами, технический объект, как и многое другое, стал потребительским товаром?
Жильбер Симондон: Происходит чудовищное расточение, поощряемое самими механиками и производителями. И хотя в энергетике, например, способы сбережения уже существуют, налицо своего рода безумная страсть к новизне, которая по-настоящему монструозна. Долгое время мотоцикл был объектом без прикрас. Теперь же, когда он стал предметом потребления, из года в год меняются цветовая гамма, хромирование или расположение рычагов управления — так что в конечном итоге он «устаревает», хотя по своим основным характеристикам он вовсе не устарел.
Анита Кешикян: Что же тогда считать собственно техническим новшеством?
Жильбер Симондон: Принципиальные усовершенствования. Например, вместо того, чтобы менять форму багажника, гораздо лучше было бы сделать на мотоцикле двойные тормоза, действующие одновременно на передние и задние колеса. Остаётся множество нерешённых вопросов, изучение которых было бы более полезным, в том числе и для безопасности.
Анита Кешикян: То есть простым изменениям Вы противопоставляете изобретения, творения, которые являются собственно техническими?
Жильбер Симондон: Совершенно верно. Я полагаю, что подобно тому, как рискованно всякое творение, имеются риски и для техники. Несомненно, инфляция технических объектов в настоящее время является одним из таких рисков, будь то в области вооружений или чрезмерного потребления. Вот почему, как я уже говорил, необходимо спасти технический объект — почти в том же смысле, как в Писании говорится о спасении человека. Я верю, что в техническом объекте есть человечность и что эта отчуждённая человечность может быть спасена при условии, что человек отнесётся к ней с почтением. Прежде всего, не следует обрушиваться на технический объект с хулой. В Ветхом Завете Яхве является своеобразным ревнителем творения, поскольку творение, как говорится, преступает закон[5]. Но разве не всякое творение преступно? Я считаю, что преступление, начавшееся со змея, это творение личности. Если бы Адам и Ева никогда не покидали Эдемский сад, они никогда не стали бы ни людьми, ни изобретателями. Их сыновья были пастухами и землепашцами. Так зародились известные техники. В конце концов, мне кажется, что техники и преступание — это одно и то же. В былое время кузнецы слыли проклятыми.
Анита Кешикян — исследовательница психоанализа (см.: Kechickian A. Le discours psychanalytique et l’art abstrait : La psychanalyse du point de vue de Fart // Revue française de psychanalyse. 1980. № 44 (1). P. 47–63) и журналистка, известная своими интеллектуальными интервью (ее собеседниками в разное время становились Жак Деррида, Марк ле Бот, Эммануэль Ле Руа Ладюри и др.). — Прим. пер.
Ducrocq A. Victoire sur l’énergie. Paris : Flammarion, 1980.
Образ, лежащий в основе этой фразы, взят из коллоидной химии; Симондон говорит буквально следующее: dans l’objet technique, tout n’est pas coalescent avec tout, «в техническом объекте не все коалесцирует со всем». Коалесценция — это самопроизвольный процесс слияния частиц (макромолекул, капель, пузырей, пор, субзёрен) внутри подвижной среды (жидкости, газа, эмульсии, порошка, сплава) или на поверхности тела, обусловленный силами межмолекулярного притяжения. В «Индивидуации в свете понятий формы и информации» Симондон использует это понятие в описании генезиса субъективности, подчеркивая иллюзорный характер взаимности между самостью (le moi) и символом самости (le symbole du moi) — квазивзаимности, которая может быть равноценна истинной взаимности только в случае некоторой частичной коалесценции между двумя символами самости: тем, относительно которого самость является индивидом, и тем, относительно которого самость является средой (см.: Simondon G. L’individuation à la lumière des notions de forme et d’information. Grenoble : Éditions Jérôme Millon, 2013. P. 279). Следующим термином для описания «неслиянности» элементов технического объекта является un certain flou, некоторая неясность, нерезкость, размытость, которая (третий элемент) может быть заполнена, начинена (peut être rempli) компоновкой (un arrangement). С целью выстраивания целостного образа переводимого фрагмента мы меняем понятие из коллоидной химии на понятие трибологии и говорим, соответственно, о притирке, шероховатости, сглаживании и аранжировке. — Прим. пер.
Симондон говорит: la créature transgresse, используя последнее слово в библейском значении преступления, беззакония, прегрешения (ср.: Иезекииль 33:12 и др.) — Прим. пер.
Анита Кешикян: Можно ли в современном мире, где ценятся перемены и инновации, поступиться ими?
Жильбер Симондон: Таков случай с одним инженером компании Форда, которому вместе с другими было поручено изучить машины для упаковки шин. Он заявил, что в подобной фасовке нет необходимости, что их обмотка является излишней. Это было отступничество, поскольку он присутствовал при осмотре устройства и признал его бесполезным.
Анита Кешикян: В таком случае можем ли мы сказать, что технология, то есть изучение технических реалий, касается только их изобретения или их генезиса?
Жильбер Симондон: Подлинная технология — это переизобретение. Существуют как различные формы развития техник, так и различные типы технологий. При рассмотрении проблемы, которая была решена индуктивным путем, технология обязана продвигаться индуктивно, шаг за шагом. В какой-то степени знание неизбежно имитирует процесс решения. Если исследование индуктивно, то потому, что его объект был реализован в несколько этапов[6]. Шахтный ствол, например, это не та реалия, которая может быть завершена за раз. С 1550 года по настоящее время был осуществлен ряд усовершенствований[7]. Сначала делались наклонные шахтные стволы со ступенями. Затем шахты стали делать всё более узкими, через них могли проходить всё более крупные управляемые грузы, воздух и т. д.
С другой стороны, мы можем познать технический объект дедуктивно, если он был изобретён как вывод из некоторой аксиоматики. Например, радио — это научное изобретение. Его можно осмыслить лишь дедуктивно, исходя из распространения тока смещения, предсказанного Максвеллом.
Жильбер Симондон: Таков случай с одним инженером компании Форда, которому вместе с другими было поручено изучить машины для упаковки шин. Он заявил, что в подобной фасовке нет необходимости, что их обмотка является излишней. Это было отступничество, поскольку он присутствовал при осмотре устройства и признал его бесполезным.
Анита Кешикян: В таком случае можем ли мы сказать, что технология, то есть изучение технических реалий, касается только их изобретения или их генезиса?
Жильбер Симондон: Подлинная технология — это переизобретение. Существуют как различные формы развития техник, так и различные типы технологий. При рассмотрении проблемы, которая была решена индуктивным путем, технология обязана продвигаться индуктивно, шаг за шагом. В какой-то степени знание неизбежно имитирует процесс решения. Если исследование индуктивно, то потому, что его объект был реализован в несколько этапов[6]. Шахтный ствол, например, это не та реалия, которая может быть завершена за раз. С 1550 года по настоящее время был осуществлен ряд усовершенствований[7]. Сначала делались наклонные шахтные стволы со ступенями. Затем шахты стали делать всё более узкими, через них могли проходить всё более крупные управляемые грузы, воздух и т. д.
С другой стороны, мы можем познать технический объект дедуктивно, если он был изобретён как вывод из некоторой аксиоматики. Например, радио — это научное изобретение. Его можно осмыслить лишь дедуктивно, исходя из распространения тока смещения, предсказанного Максвеллом.
SLT: См.: «О способе существования технических объектов», первая часть.
SLT: Рукописные заметки: «Технический прогресс имеет место, прежде всего, в условиях пересыщения, там, где человеческая жизнь находится в опасности, например, на войне или в шахтах, где угроза нависает даже над возможностью дышать, не говоря уже о рисках взрыва или падения; настоящая конденсация техничности происходит в теснине». См. также раздел L’Invention et la mine (Изобретение и шахта) в: Simondon G. L'Invention dans les techniques. Cours et conferences. Paris : Seuil, 2005.
Анита Кешикян: Получается, что дедуцированный объект — это, прежде всего, объект мыслимый. Не представляет ли это само по себе некоторой издержки?
Жильбер Симондон: Чего не хватает в дедукции, так это связи с конкретным. Имитируя на поверхности земли условия космического полёта, американские исследователи погубили трёх пилотов: они подавали в кабину чистый кислород[8]. В космосе, в состоянии невесомости, можно подавать чистый кислород, поскольку любое начавшееся возгорание остаётся локализованным, не распространяясь и не давая нагрева (из-за отсутствия конвекции), но в земной обстановке испытания возгорание становится чрезвычайно опасным, так как вспыхнуть может даже металл кабины. Симуляция на модели, возможно, позволила бы избежать аварии. Точно так же суждение о непотопляемости «Титаника» на основании наличия у него герметичных отсеков было неполной дедукцией. Тот исключительный факт, что пробоина от айсберга составит в длину более 80 метров на корпусе судна, не был предусмотрен.
Дедукция необходима, но недостаточна по причине жёсткости и лакунарности. Я думаю, что в техническом прогрессе есть разные стадии, и последняя из них — это когда объект делается настолько безопасным, насколько это возможно — каковым он не является, когда выпускается дедуктивно[9].
Анита Кешикян: Являются ли индукция и дедукция единственными способами изобретения?
Жильбер Симондон: Существует третья модальность прогресса, которую я пытаюсь осмыслить в рамках понятия трансдуктивности. Это переход от сложившегося ансамбля к ансамблю, который складывается. В этом смысле трансдуктивным является то, что передаётся от близкого к близкому, что распространяется с возможным усилением. Это переход от триода (электронной лампы) к транзистору, то есть от одной системы к другой, где напряжения и токи не такие же, как в первой. Другим примером может послужить авиационный двигатель, вероятно, созданный на основе двигателя мотоцикла: лёгкий, надёжный, не требующий водяного охлаждения. Во всех случаях применяется реальная аналогия, учитывающая различия, а не просто приблизительные рассуждения.
Анита Кешикян: Ранее Вы упомянули экологов. Не встречается ли у кого-то из них новая концепция техники? Я имею в виду, в частности, солнечную энергетику.
Жильбер Симондон: Солнечная энергия — это будущее, поскольку это единственный предположительно (virtuellement) неисчерпаемый вид энергии. Экологи рассматривают технику как то, что должно быть в гармонии с природой. Это антитехнократическая мысль. Единственное, чего хотелось бы от экологических движений, так это того, чтобы они мистически не отрешались от техничности. Вместе с такими учеными-экологами, как Дюмон, следует изучать условия, при которых технические объекты не наносят природе вреда. Если вы будете пахать почву, предрасположенную к латеритному выветриванию, вы истощите её за несколько лет. Вам нужен плуг, который не превратит её в кирпич. Я полностью согласен с необходимостью адаптации технического объекта к природе.
Анита Кешикян: Но разве он не должен также адаптироваться к человеку?
Жильбер Симондон: Несомненно, и именно поэтому я придерживаюсь идеи конвивиальности, предложенной Илличем, для которого технические объекты должны быть созданы для человека, а не делать его рабом. Можно только приветствовать появление на рынке отдельных орудий, разработанных для того, чтобы ими могли пользоваться женщины, которые слабее, но проворнее. И наоборот, не следует силой внедрять техники среди населения, которое их не желает. Вот какой аспект техники Иллич подвергает критике: он опасается ее отраженного воздействия (le retentissement[10]) на определённое общество. Следует отметить, что эксперименты с трактором и плугом проводились в колониальную эпоху, когда попытка внедрить интенсивное земледелие предпринималась там, где оно оказывало катастрофическое влияние. Плуг, который просто рыхлит почву, не переворачивая ее (примерно как борона), подошел бы не только населению, которое устанавливало бы границы его использования, но также стране с её геологическими условиями.
Жильбер Симондон: Чего не хватает в дедукции, так это связи с конкретным. Имитируя на поверхности земли условия космического полёта, американские исследователи погубили трёх пилотов: они подавали в кабину чистый кислород[8]. В космосе, в состоянии невесомости, можно подавать чистый кислород, поскольку любое начавшееся возгорание остаётся локализованным, не распространяясь и не давая нагрева (из-за отсутствия конвекции), но в земной обстановке испытания возгорание становится чрезвычайно опасным, так как вспыхнуть может даже металл кабины. Симуляция на модели, возможно, позволила бы избежать аварии. Точно так же суждение о непотопляемости «Титаника» на основании наличия у него герметичных отсеков было неполной дедукцией. Тот исключительный факт, что пробоина от айсберга составит в длину более 80 метров на корпусе судна, не был предусмотрен.
Дедукция необходима, но недостаточна по причине жёсткости и лакунарности. Я думаю, что в техническом прогрессе есть разные стадии, и последняя из них — это когда объект делается настолько безопасным, насколько это возможно — каковым он не является, когда выпускается дедуктивно[9].
Анита Кешикян: Являются ли индукция и дедукция единственными способами изобретения?
Жильбер Симондон: Существует третья модальность прогресса, которую я пытаюсь осмыслить в рамках понятия трансдуктивности. Это переход от сложившегося ансамбля к ансамблю, который складывается. В этом смысле трансдуктивным является то, что передаётся от близкого к близкому, что распространяется с возможным усилением. Это переход от триода (электронной лампы) к транзистору, то есть от одной системы к другой, где напряжения и токи не такие же, как в первой. Другим примером может послужить авиационный двигатель, вероятно, созданный на основе двигателя мотоцикла: лёгкий, надёжный, не требующий водяного охлаждения. Во всех случаях применяется реальная аналогия, учитывающая различия, а не просто приблизительные рассуждения.
Анита Кешикян: Ранее Вы упомянули экологов. Не встречается ли у кого-то из них новая концепция техники? Я имею в виду, в частности, солнечную энергетику.
Жильбер Симондон: Солнечная энергия — это будущее, поскольку это единственный предположительно (virtuellement) неисчерпаемый вид энергии. Экологи рассматривают технику как то, что должно быть в гармонии с природой. Это антитехнократическая мысль. Единственное, чего хотелось бы от экологических движений, так это того, чтобы они мистически не отрешались от техничности. Вместе с такими учеными-экологами, как Дюмон, следует изучать условия, при которых технические объекты не наносят природе вреда. Если вы будете пахать почву, предрасположенную к латеритному выветриванию, вы истощите её за несколько лет. Вам нужен плуг, который не превратит её в кирпич. Я полностью согласен с необходимостью адаптации технического объекта к природе.
Анита Кешикян: Но разве он не должен также адаптироваться к человеку?
Жильбер Симондон: Несомненно, и именно поэтому я придерживаюсь идеи конвивиальности, предложенной Илличем, для которого технические объекты должны быть созданы для человека, а не делать его рабом. Можно только приветствовать появление на рынке отдельных орудий, разработанных для того, чтобы ими могли пользоваться женщины, которые слабее, но проворнее. И наоборот, не следует силой внедрять техники среди населения, которое их не желает. Вот какой аспект техники Иллич подвергает критике: он опасается ее отраженного воздействия (le retentissement[10]) на определённое общество. Следует отметить, что эксперименты с трактором и плугом проводились в колониальную эпоху, когда попытка внедрить интенсивное земледелие предпринималась там, где оно оказывало катастрофическое влияние. Плуг, который просто рыхлит почву, не переворачивая ее (примерно как борона), подошел бы не только населению, которое устанавливало бы границы его использования, но также стране с её геологическими условиями.
По предположению переводчика «Sauver l’objet technique» на английский язык Эндрю Илиадиса, «Симондон, вероятно, имеет в виду катастрофу на мысе Канаверал 1981 года, в которой от аноксии погибли три работника STS-1, а не пилоты» (Save The Technical Object. Interview with Gilbert Simondon. Translated by Andrew Iliadis. URL: https://s3.amazonaws.com/arena-attachments/2444381/e42a00ab751f52f09178e22ec821e936.pdf?1531871959). 19 марта 1981 года во время подготовки к наземным испытаниям шаттла «Колумбия» OV-102 трое рабочих задохнулись в продуваемом азотом заднем моторном отсеке космического корабля. Основания для предположения Илиадиса не ясны: рабочие STS-1 погибли не из-за того, что «в кабину подавался чистый кислород», а в моторном отсеке и из-за воздействия газообразного азота, не во время пробного запуска, а при проведении технических работ, не из-за возгорания и отравления угарным газом, а от кислородного голодания. Вероятнее всего, Симондон имеет в виду намного более известный случай гибели американских астронавтов Эдварда Уайта, Вирджила Гриссома и Роджера Чаффи во время репетиционного запуска корабля «Аполлон»/«Сатурн» 204 (AS-204), готовящегося к первому пилотируемому полёту по программе «Аполлон». 27 января 1967 на борту корабля возник сильный пожар, в результате которого весь экипаж погиб. Причиной послужила искра или короткое замыкание, огонь быстро распространился и повредил находившиеся на испытателях скафандры, некоторые материалы которых оказались крайне пожароопасными при большом давлении кислорода. Во время тренировок 27 января давление чистого кислорода в кабине «Аполлона» превышало атмосферное, поскольку корабль был рассчитан на избыточное давление изнутри, а не снаружи, и проводить тренировки при пониженном давлении внутри кабины было нельзя. — Прим. пер.
SLT: Рукописные заметки: «Обращаясь к жидкому состоянию материи, различным категориям вязкого состояния (по Дармуа) или явлениям предкристаллизации, дедуктивная технология, которая берёт начало в науках, в механике и геометрии, может, однако, упустить из виду тонкие явления, не относящиеся к одному и тому же порядку величины (лебедка Куффиньяля). Материя только по видимости пассивна и бесконечно податлива; аристотелевская материя только с виду стремится к форме “как женщина к мужчине”. Материя вероломна по отношению к форме». «Полностью дедуктивная технология была бы аналогична таблице Менделеева; она предсказывала бы “пустые места”, а также характеристики наличествующих элементов. И это то, что действительно начинает происходить. Уже научно обоснован управляемый синтез легкого атомного ядра с его дефектом массы, его выходом, составом его излучения. Но чего ещё нет, так это средств управления синтезом. Ни одно из различных устройств, таких как токамак или цепочка микровзрывов, а также разные типы защитных оболочек, не является совершенным». «Технический объект и субъекты, которые его используют, не находятся в искусственном мире». Отсылка к «лебедке Куффиньяля» — это приведенный Луи Куффиньялем пример аварии, произошедшей из-за разрыва цапфы шахтной лебедки, диаметр которой был рассчитан по формуле, выведенной Рёло.
Вместо словаря «социального программирования», который по преимуществу использует, говоря о воздействии технологий на общество, Иван Иллич (Illich I. Tools for Conviviality. New York: Harper & Row, 1973; французский перевод: Illich I. La convivialité. Paris : Editions du Seuil, 1973), Симондон описывает это влияние в медицинских терминах: le retentissement, отраженное воздействие — это совокупность (телесных, функциональных, психических, когнитивных, социальных, экономических и пр.) последствий, эффектов, иррадиаций и «отдач» патологического состояния организма или лечения. Например, отражённым воздействием является социальное и профессиональное отчуждение людей, страдающих биполярным расстройством. — Прим. пер.
Анита Кешикян: Вот почему есть общества, которые отказываются от определённых техник. Можно ли быть невосприимчивыми к техническим объектам?
Жильбер Симондон: Да. Так называемые примитивные народы часто невосприимчивы к техническим объектам. Иногда они проявляют к ним интерес, но образом, который от нас ускользает. Например, в Новой Зеландии коренные жители строят диспетчерские вышки и взлётно-посадочные полосы, надеясь, что самолет приземлится в их деревне. Они считают, что самолёты — это творение их предков и что они принадлежат им. Вот почему они хотят заставить их приземлиться. Для того чтобы их приманить, они прокладывают для них тропу. Это вариант так называемого карго-культа[11].
Анита Кешикян: Существует ли внутренняя ценность технического объекта — между безразличием и переоцененностью?
Жильбер Симондон: В этом пункте традиции расходятся. Ветхий Завет, по-видимому, не признавал никакой другой ценности техники, кроме утилитарной. В иных культурах вы найдёте, например, миф о Прометее, который имеет совсем другой смысл. Я, со своей стороны, считаю, что значимость технического объекта не исчерпывается чем-то одним. Прежде всего, это нечто, ведущее происхождение от очень древней деятельности человека, и, вероятно, именно техника вывела его из варварства. Но есть и ценность того, что является результатом исходящей от человека конкретизации.
Анита Кешикян: Наконец, что заслуживает спасения во вселенной техник?
Жильбер Симондон: Спасения заслуживает сердцевина всякого изобретения. Если паровоз и заслуживает спасения, то не столько из-за своего большого котла, сколько из-за возможности торможения во время движения, достигаемой простым изменением направления пара, которое позволяет плавно снижать скорость без риска схода машины с рельсов (в частности, благодаря кулисе Стефенсона). Необходимо сохранять материалы прошлого, поскольку они годятся не только для создания археологии, но и воплощают в себе возможность восстановления. Трансформатор Фарадея (1831) имел форму тора. Около 1870–1880-х годов в промышленном строительстве возобладали кубические формы. Однако из-за требований высокой точности и максимальной производительности произошёл возврат к тороидальным трансформаторам. Таким образом, тороидальной форме, изобретённой Фарадеем, не суждено было пылиться в музее истории техники, это была рациональная форма, заслуживающая быть восстановленной.
Техники никогда не остаются в прошлом всецело и навсегда. В них заложена неотчуждаемая схематическая сила, которая заслуживает того, чтобы её хранили и берегли.
Жильбер Симондон: Да. Так называемые примитивные народы часто невосприимчивы к техническим объектам. Иногда они проявляют к ним интерес, но образом, который от нас ускользает. Например, в Новой Зеландии коренные жители строят диспетчерские вышки и взлётно-посадочные полосы, надеясь, что самолет приземлится в их деревне. Они считают, что самолёты — это творение их предков и что они принадлежат им. Вот почему они хотят заставить их приземлиться. Для того чтобы их приманить, они прокладывают для них тропу. Это вариант так называемого карго-культа[11].
Анита Кешикян: Существует ли внутренняя ценность технического объекта — между безразличием и переоцененностью?
Жильбер Симондон: В этом пункте традиции расходятся. Ветхий Завет, по-видимому, не признавал никакой другой ценности техники, кроме утилитарной. В иных культурах вы найдёте, например, миф о Прометее, который имеет совсем другой смысл. Я, со своей стороны, считаю, что значимость технического объекта не исчерпывается чем-то одним. Прежде всего, это нечто, ведущее происхождение от очень древней деятельности человека, и, вероятно, именно техника вывела его из варварства. Но есть и ценность того, что является результатом исходящей от человека конкретизации.
Анита Кешикян: Наконец, что заслуживает спасения во вселенной техник?
Жильбер Симондон: Спасения заслуживает сердцевина всякого изобретения. Если паровоз и заслуживает спасения, то не столько из-за своего большого котла, сколько из-за возможности торможения во время движения, достигаемой простым изменением направления пара, которое позволяет плавно снижать скорость без риска схода машины с рельсов (в частности, благодаря кулисе Стефенсона). Необходимо сохранять материалы прошлого, поскольку они годятся не только для создания археологии, но и воплощают в себе возможность восстановления. Трансформатор Фарадея (1831) имел форму тора. Около 1870–1880-х годов в промышленном строительстве возобладали кубические формы. Однако из-за требований высокой точности и максимальной производительности произошёл возврат к тороидальным трансформаторам. Таким образом, тороидальной форме, изобретённой Фарадеем, не суждено было пылиться в музее истории техники, это была рациональная форма, заслуживающая быть восстановленной.
Техники никогда не остаются в прошлом всецело и навсегда. В них заложена неотчуждаемая схематическая сила, которая заслуживает того, чтобы её хранили и берегли.
SLT: Согласно замечанию Жильбера Симондона, аллюзия на «карго-культ» связана с предложением Аниты Кешикян отдать ему должное.
Перевод с французского: Евгений Кучинов