//Жильбер Симондон / 8 сентября 1953 года, Сент-Этьен
Впечатление неограниченной, безоговорочно подлинной реальности света. Не вещи как субстанция — теряют и вновь обретают реальность вихри отношений: путешествия, свет, солнце; наружность камней, а не их глубинная вещность. Зерно вещей и не вещей.
//Иоганн Теснериус / О природе магнитных явлений
Возьми вместилище из железа, вроде вогнутых стёкол, снаружи украшенное выгравированными узорами не только ради красоты, но также ради легкости, ибо чем легче сосуд, тем легче его можно привести в движение. Но он не должен быть при этом прозрачным, так чтобы можно было бы видеть заключенную в нем тайну.
//editorial core
Денис Шалагинов
Иван Спицын
Евгений Кучинов
Сергей Кочкуров
//mutual aid sq
Владислав Жигалов, Алексей Конаков, Дмитрий Кралечкин,
Егор Гализдра, Иван Аксёнов, Александр Ветушинский, Иван Напреенко, Майкл Мардер, Хилан Бенсусан, Радек Пшедпельский, Арсений Жиляев, Георгий Федоровский, Мэттью Сегалл, Бен Вудард, Тим Ингольд,
Маяна Насыбуллова, Ярослав Михайлов, Алексей Дорофеев, Кендзи Сиратори, Юк Хуэй, Джесси Коэн, Никита Сазонов, Катя Никитина, Аня Родионова, Коля Смирнов, Антон Крафтский, Никита Архипов, Тим Элмо Фейтен, Аня Горская, Джейкоб Блюменфельд, Саша Скалин, Эдвард Сержан, Кирилл Роженцов, Илья Поляков, Артём Морозов,
Дмитрий Скородумов, Илья Гурьянов и другие.
TG / INST / FB / VK
Впечатление неограниченной, безоговорочно подлинной реальности света. Не вещи как субстанция — теряют и вновь обретают реальность вихри отношений: путешествия, свет, солнце; наружность камней, а не их глубинная вещность. Зерно вещей и не вещей.
//Иоганн Теснериус / О природе магнитных явлений
Возьми вместилище из железа, вроде вогнутых стёкол, снаружи украшенное выгравированными узорами не только ради красоты, но также ради легкости, ибо чем легче сосуд, тем легче его можно привести в движение. Но он не должен быть при этом прозрачным, так чтобы можно было бы видеть заключенную в нем тайну.
//editorial core
Денис Шалагинов
Иван Спицын
Евгений Кучинов
Сергей Кочкуров
//mutual aid sq
Владислав Жигалов, Алексей Конаков, Дмитрий Кралечкин,
Егор Гализдра, Иван Аксёнов, Александр Ветушинский, Иван Напреенко, Майкл Мардер, Хилан Бенсусан, Радек Пшедпельский, Арсений Жиляев, Георгий Федоровский, Мэттью Сегалл, Бен Вудард, Тим Ингольд,
Маяна Насыбуллова, Ярослав Михайлов, Алексей Дорофеев, Кендзи Сиратори, Юк Хуэй, Джесси Коэн, Никита Сазонов, Катя Никитина, Аня Родионова, Коля Смирнов, Антон Крафтский, Никита Архипов, Тим Элмо Фейтен, Аня Горская, Джейкоб Блюменфельд, Саша Скалин, Эдвард Сержан, Кирилл Роженцов, Илья Поляков, Артём Морозов,
Дмитрий Скородумов, Илья Гурьянов и другие.
TG / INST / FB / VK
Культ Тамангул(ь)а
Предуведомление
Следует сразу предупредить читателей, что хотя автора нижеследующих строк с редакцией lmnt.space связывают давние дружеские отношения, в редколлегию данного издания он не входит и участвовал в ее работе на временной основе, будучи командирован журналом КРОТ для обмена так называемым опытом. Впрочем, это не помешало ему высказываться от лица редакции lmnt.space и даже говорить иногда «мы», но никакого криминала в этом нет, поскольку небольшие вольности в нашем деле вполне допустимы.
Узлы Тамангул(ь)а
Этот в высшей степени странный альбом попал к нам в руки при не менее странных обстоятельствах. Все наши многомесячные попытки разобраться в хитросплетениях, которые привели к появлению на свет записи «Тамангул(ь)», дали весьма сомнительные результаты, но за неимением лучшего мы решили изложить их как можно более последовательно, непротиворечиво и не прибегая к слишком самонадеянным гипотезам.
Мейл, полученный нами на редакционную почту, сообщал, что некто, не пожелавший назваться, настойчиво просит о встрече с кем-либо из редакторов издания — вечером и в публичном месте. По тону письмо было нервное, без конкретики, однако меня оно заинтриговало, поэтому по окончании рабочего дня я устремился в ближайший парк и вскоре уже сидел на скамейке под раскидистым кустом чубушника и поджидал незнакомца, который почти не опоздал.
На вид ему было лет двадцать семь, одет он был во все черное — в том числе в кожаную куртку с массивной молнией и в балахон с капюшоном, скрывавшим часть лица. Он представился Володей и сразу предупредил, что имя не настоящее (подумалось, что он смахивает на металхеда и в иной ситуации вполне мог бы представиться Бехамироном или вроде того). Не теряя времени, мой новый знакомый приступил к делу и начал с трех вещей: во-первых, он собирается передать нашей редакции в лице меня нечто ценное, во-вторых, сперва он должен рассказать мне некую «предысторию», в-третьих, мне стоит включить диктофон на телефоне и зафиксировать нашу беседу. Я послушался, благодаря чему могу теперь привести его реплики в виде прямой речи (с некоторыми купюрами и умолчаниями, оговоренными Володей).
— Все началось с Санитара и Грибника, — сказал он и оглянулся по сторонам. — Они оба из Н-ска. То, что я о них расскажу, любому покажется полнейшей дичью. Санитар работает в морге — именно ему выпало принимать труп Грибника, который привезли менты из С-кого леса (на него там наткнулся другой грибник и вызвал ментов). Наш Грибник был задушен: он лежал в канаве с дождевой водой, а его шею опутывали черные узловатые волокна непонятного происхождения. Обыскивать его почему-то не стали — так к Санитару попала наполовину исписанная общая тетрадь, найденная им в кармане дождевика. Я передам вам ее по окончании нашего разговора.
Мейл, полученный нами на редакционную почту, сообщал, что некто, не пожелавший назваться, настойчиво просит о встрече с кем-либо из редакторов издания — вечером и в публичном месте. По тону письмо было нервное, без конкретики, однако меня оно заинтриговало, поэтому по окончании рабочего дня я устремился в ближайший парк и вскоре уже сидел на скамейке под раскидистым кустом чубушника и поджидал незнакомца, который почти не опоздал.
На вид ему было лет двадцать семь, одет он был во все черное — в том числе в кожаную куртку с массивной молнией и в балахон с капюшоном, скрывавшим часть лица. Он представился Володей и сразу предупредил, что имя не настоящее (подумалось, что он смахивает на металхеда и в иной ситуации вполне мог бы представиться Бехамироном или вроде того). Не теряя времени, мой новый знакомый приступил к делу и начал с трех вещей: во-первых, он собирается передать нашей редакции в лице меня нечто ценное, во-вторых, сперва он должен рассказать мне некую «предысторию», в-третьих, мне стоит включить диктофон на телефоне и зафиксировать нашу беседу. Я послушался, благодаря чему могу теперь привести его реплики в виде прямой речи (с некоторыми купюрами и умолчаниями, оговоренными Володей).
— Все началось с Санитара и Грибника, — сказал он и оглянулся по сторонам. — Они оба из Н-ска. То, что я о них расскажу, любому покажется полнейшей дичью. Санитар работает в морге — именно ему выпало принимать труп Грибника, который привезли менты из С-кого леса (на него там наткнулся другой грибник и вызвал ментов). Наш Грибник был задушен: он лежал в канаве с дождевой водой, а его шею опутывали черные узловатые волокна непонятного происхождения. Обыскивать его почему-то не стали — так к Санитару попала наполовину исписанная общая тетрадь, найденная им в кармане дождевика. Я передам вам ее по окончании нашего разговора.
Володя приспустил молнию на куртке, залез во внутренний карман и вытащил оттуда свернутую трубочкой клеенчатую тетрадь, показал мне и спрятал обратно. Поскольку теперь я уже знаком с ее содержимым, далее имеет смысл прервать Володин монолог и привести несколько записей из нее. Тетрадь представляла собой своего рода дневник: Грибник, по всей видимости, подвизался некогда на журналистском поприще и за годы службы выработал привычку фиксировать в течение дня отдельные частности. Большая часть текста в его тетради выглядит так:
«9 сентября. Тяжелое молоко тумана сплошной пеленой оседает на поля и луга. Из тумана выглядывает кромка леса: седые сосны клонятся к опушке, словно приглашая войти. Где-то в глубине чащи снова завел свою песню неуемный бродяга-клёст. Белых — 10 шт., подберезовиков — 2 шт. (один червив), лисичек и опят — без счета.
11 сентября. С утра не прекращается морось, небо — пугливо-серое, мелкие капли выстукивают дробь на трепещущих листьях осин, которые едва только начинают желтеть. Меж корней деревьев мечутся хозяйственные белки: спешат перепрятать зимние припасы. Рыжие чертовки вовсе не опасаются человека и даже будто бы дразнят меня, взмахивая перед самым моим носом огненно-рыжими хвостами. Белых — 10 шт., подосиновиков — 0 шт., лисичек и опят — без счета».
И так далее. Интересующие нас записи приходятся на начало двадцатых чисел того же месяца:
«20 сентября. Наконец наступило скоротечное бабье лето, и я снова могу спать в лесу, уткнувшись носом в душистый мох. Заячья канавка успела подсохнуть. Неподалеку от нее видел двух лосят, они с азартом обгрызали ветви молодой рябины. Белые — 10 шт.
[Далее следует приписка, сделанная словно впопыхах, почерк крайне неразборчивый:]
Какой чудной сон видел я сегодня в Заячьей канавке! Мне явилось некое божество по имени Тамангул(ь). Точнее, оно назвало себя одними согласными: «т-м-н-г-л», но мне такое не выговорить. Тамангул(ь) похож на дьявольский мицелий, и ему подвластны все стихии: он одинаково легко распространяется по земле, воздуху и воде, а в глубине его горит черное пламя. На вид это существо соткано из тины, корней, волос, нитей, веток, которые беспрерывно сплетаются, расплетаются, завязываются в узлы и ползут во все стороны, до куда только могут дотянуться, раскидывая повсюду, словно темный паук, свои косматые сети. Думаю, Тамангул(ь) — это своего рода перекрестье стихий. Попасть в его тенета легко, выбраться — почти невозможно: любой обрыв мицелия, любое нарушение его цельности вызывает тревожную стихийную активность в окружающем мире (меняется погода) и в человеке (в глубине естества просыпается леденящий душу ужас). В какой-то момент показалось, что одно из щупалец чудовища нацелено прямо мне сердце: я проснулся, вскочил и побежал, не разбирая дороги; из моего горла рвались нечеловеческие крики. Так продолжалось часа два кряду, пока я наконец не рухнул, обессиленный, под кустом бересклета. Записать это удалось лишь ночью, мысли по-прежнему спутаны, а сам я дрожу и не могу восстановить привычное душевное равновесие.
21 сентября. Ни ночью, ни утром я не сомкнул глаз: вставал с дивана, пил настой чаги, курил, снова ложился, и так до бесконечности. Наконец в мою голову начала просачиваться мысль о том, что на самом деле я знаю, где смогу найти сон и отдых. Я пытался слабо сопротивляться, но она журчала все настойчивее, и наконец я сдался.
На улицу я вышел, одетый как обычно: в высоких сапогах и дождевике, по инерции прихватил с собой корзину и двинул в сторону леса. Мысли в голове плавали туда-сюда, тело казалось тяжелым и рыхлым, а осенний воздух — густым и едким, словно дым, но самые странные ощущения были в горле: там как будто начал расти древесный гриб, подвижный и склизкий.
Не знаю, сколько времени ушло у меня, чтобы добраться до Заячьей канавки, но теперь я уже здесь, заканчиваю писать, а мои веки наливаются свинцом.
[Вторая часть записи снова отличается от первой, почерк трудночитаемый:]
В этот раз Тамангул(ь) явился мне в виде огромной черной собаки, которая каждое мгновение меняла форму и кишела все тем же чудовищным живым мицелием: его волокна скользили по воздуху с такой же легкостью, что и по земле. Я лежал на спине, бессильно тараща глаза, а она стояла надо мной, роняла мне на лицо удушающе-жгучую слюну и рычала. Рык собаки был вылеплен из одних согласных, переплавленных в единую нечленораздельную массу. Вскоре я почувствовал, что древесный гриб в моем горле пульсирует в резонанс с этими звуками, подстраивается под них и в то же время распускает по всему моему телу тончайшие гниющие корни, которые пронзают плоть разрядами электричества. Я закричал от ужаса, очнулся и продолжил кричать, осознавая, что мое горло извергает месиво, состоящее из одних согласных, а безумный ветер раскачивает надо мной костлявые верхушки деревьев.
[Следующая запись — последняя:]
23 сентября.О, Тамангул(ь), о, всепроникающий смрад! РГХХРГКРЩКГРКЩХРПКЩРХТПСТССССПХЩТТДНКГНТПЩ! Белые — 10 шт».
Пока я читал указанные Володей страницы, сам он с явным вниманием наблюдал за мной и лишь изредка в беспокойстве оглядывался по сторонам. Когда я закончил, он не дал мне сказать ни слова, снова спрятал тетрадь в куртку и продолжил свою историю:
— 23 сентября Грибника не стало, тетрадь оказалась в руках Санитара, а через месяц — в моих. Вот как это случилось. В сумерках я выгуливал свою кошку в небольшой липовой рощице возле дома (кошка недавно начала оправляться после редкой болезни, сути которой я так и не понял; она была еще очень слаба, и ветеринар посоветовал ежедневно выводить ее на улицу — сказал, что за счет прогулок животное будет выздоравливать в разы быстрее, и посоветовал приобрести специальный поводок). Внезапно впереди нарисовалась довольно причудливая фигура: ко мне приближался высокий молодой мужик с очень длинными и словно бы эластичными конечностями, похожий на марионетку.
Поравнявшись со мной и кошкой, которая как обычно затеяла в траве какую-то возню, он внезапно остановился и сказал: «Привет, Володя, я к тебе по делу». Как вы уже знаете, мое настоящее имя — не Володя, но почему-то сразу стало понятно, что ему нужен именно я и у него действительно есть ко мне какое-то дело. После того, как я ответил на приветствие, он намекнул, что между ним и мной установлена некая «связь», попросил набраться терпения, не считать его сумасшедшим, и передал мне эту тетрадь, а также накопитель данных с некоторым количеством аудиозаписей, сделанных на диктофон. Одну из них мы с вами сейчас послушаем.
Володя вытащил из кармана телефон, нашел нужный файл и включил его. Запись оказалась плохого качества и с множеством непонятных посторонних звуков: впоследствии я не смог ее полностью расшифровать, местами было совсем неразборчиво, поэтому дальше в тексте кое-где встречаются вынужденные пропуски.
— Как говаривал мой покойный отец, «В Лотарингии с Эльзасом места нету пидорасам». Возможно. От покойника и его тетрадки мне не по себе. Вообще чувствую себя странно, поэтому решил пройтись после работы и наговорить на диктофон то, что беспокоит мой ум. Лариса очень жирная. Когда она входит в покойницкую, стены будто сдвигаются. Мне сложно говорить с ней. Она называет жмуров касатиками. Тащи того лохматого касатика на стол. <…> За едой она все время читает стихи Николая Рубцова, сует в рот бутерброды с докторской одной рукой, а другой листает книжку, которая у нее всегда при себе, в сумке. Сумка замшевая, по бокам ее болтается спутанная кожаная бахрома. Черные волокна на шее мужика из леса были с утолщениями, похожими на почки. Когда я думаю о том, что прочитал в его тетрадке, у меня в ногах что-то шевелится. Поехавший мужик. <…> Почему-то тянет в лес, но после того, что я сегодня увидел и прочитал, не пойду туда. Пойду лучше в поле, там видно во все стороны. Небо пасмурное, рано темнеет. Трава в поле мокрая от недавних осадков, она как будто сплетается в пучки, от обилия которых начинает рябить в глазах. <…> Шум, я слышу шум деревьев, но до деревьев отсюда с полчаса ходьбы. Я чувствую, как под землей ворочаются корни растений, а внутри моих ног копошатся насекомые, которые хотят вернуться туда, вниз, к корням. Лариса ходит на работу в невесомом шарфике с изображением анемонов, она наматывает его на шею особым образом. <…> Дождя нет, но воздух как вода, он льется на меня с неба и уходит сквозь мое тело в землю, туда, к корням растений. <…> Узел завязан. Корни сплетаются в огромные щетинистые щупальца, вырываются из-под земли и несутся во все стороны с устрашающей скоростью. Зуд в ногах проходит, теперь я чувствую такую легкость, будто могу перескочить через деревья или мчаться куда-то быстрее щупалец корней. Лариса сидит на каменной скамье. В моем животе вскипает бесплотная черная лава, сейчас я побегу, широко раскрою рот и выпущу ее на волю, в жидкий воздух, в изначальную тьму. <…> Ямы в земле, входы <…> корни <…> культа, корни камней <…> алтари<…> О, Тамангул(ь)! Я растворюсь в твоих нечистотах, я пожру червя червей, я выблюю самого себя наружу без остатка! ВЖВЛЖШЖДЛВЖДЛЖЩКШЦГПЩЙКЖШПЖВЛ!!!
— Далее слышны только нечленораздельные крики, — сказал Володя и нажал на стоп. — А на прочих записях Санитара нет ничего кроме воплей. Я несколько дней ходил и слушал их одну за другой по кругу, стараясь различить все нюансы и оттенки. Постепенно мне удалось выделить ритмическую основу каждой из записей — хотя все они схожи до неразличимости, но в то же время принципиально отличаются одна от другой. Сперва я бился над тем, чтобы так или иначе описать организацию каждого из этих звуковых потоков, но вскоре понял, что выбрал неверный путь. Тогда меня, наконец, осенило: я заперся на несколько дней в домашней студии и записал шестнадцать треков, на каждый из которых легла без зазоров одна из записей с криками Санитара. Я начинающий музыкант-мультиинструменталист, поэтому управился в одиночку. Папку с моими композициями, как и все исходники, вы найдете на этой флешке.
«9 сентября. Тяжелое молоко тумана сплошной пеленой оседает на поля и луга. Из тумана выглядывает кромка леса: седые сосны клонятся к опушке, словно приглашая войти. Где-то в глубине чащи снова завел свою песню неуемный бродяга-клёст. Белых — 10 шт., подберезовиков — 2 шт. (один червив), лисичек и опят — без счета.
11 сентября. С утра не прекращается морось, небо — пугливо-серое, мелкие капли выстукивают дробь на трепещущих листьях осин, которые едва только начинают желтеть. Меж корней деревьев мечутся хозяйственные белки: спешат перепрятать зимние припасы. Рыжие чертовки вовсе не опасаются человека и даже будто бы дразнят меня, взмахивая перед самым моим носом огненно-рыжими хвостами. Белых — 10 шт., подосиновиков — 0 шт., лисичек и опят — без счета».
И так далее. Интересующие нас записи приходятся на начало двадцатых чисел того же месяца:
«20 сентября. Наконец наступило скоротечное бабье лето, и я снова могу спать в лесу, уткнувшись носом в душистый мох. Заячья канавка успела подсохнуть. Неподалеку от нее видел двух лосят, они с азартом обгрызали ветви молодой рябины. Белые — 10 шт.
[Далее следует приписка, сделанная словно впопыхах, почерк крайне неразборчивый:]
Какой чудной сон видел я сегодня в Заячьей канавке! Мне явилось некое божество по имени Тамангул(ь). Точнее, оно назвало себя одними согласными: «т-м-н-г-л», но мне такое не выговорить. Тамангул(ь) похож на дьявольский мицелий, и ему подвластны все стихии: он одинаково легко распространяется по земле, воздуху и воде, а в глубине его горит черное пламя. На вид это существо соткано из тины, корней, волос, нитей, веток, которые беспрерывно сплетаются, расплетаются, завязываются в узлы и ползут во все стороны, до куда только могут дотянуться, раскидывая повсюду, словно темный паук, свои косматые сети. Думаю, Тамангул(ь) — это своего рода перекрестье стихий. Попасть в его тенета легко, выбраться — почти невозможно: любой обрыв мицелия, любое нарушение его цельности вызывает тревожную стихийную активность в окружающем мире (меняется погода) и в человеке (в глубине естества просыпается леденящий душу ужас). В какой-то момент показалось, что одно из щупалец чудовища нацелено прямо мне сердце: я проснулся, вскочил и побежал, не разбирая дороги; из моего горла рвались нечеловеческие крики. Так продолжалось часа два кряду, пока я наконец не рухнул, обессиленный, под кустом бересклета. Записать это удалось лишь ночью, мысли по-прежнему спутаны, а сам я дрожу и не могу восстановить привычное душевное равновесие.
21 сентября. Ни ночью, ни утром я не сомкнул глаз: вставал с дивана, пил настой чаги, курил, снова ложился, и так до бесконечности. Наконец в мою голову начала просачиваться мысль о том, что на самом деле я знаю, где смогу найти сон и отдых. Я пытался слабо сопротивляться, но она журчала все настойчивее, и наконец я сдался.
На улицу я вышел, одетый как обычно: в высоких сапогах и дождевике, по инерции прихватил с собой корзину и двинул в сторону леса. Мысли в голове плавали туда-сюда, тело казалось тяжелым и рыхлым, а осенний воздух — густым и едким, словно дым, но самые странные ощущения были в горле: там как будто начал расти древесный гриб, подвижный и склизкий.
Не знаю, сколько времени ушло у меня, чтобы добраться до Заячьей канавки, но теперь я уже здесь, заканчиваю писать, а мои веки наливаются свинцом.
[Вторая часть записи снова отличается от первой, почерк трудночитаемый:]
В этот раз Тамангул(ь) явился мне в виде огромной черной собаки, которая каждое мгновение меняла форму и кишела все тем же чудовищным живым мицелием: его волокна скользили по воздуху с такой же легкостью, что и по земле. Я лежал на спине, бессильно тараща глаза, а она стояла надо мной, роняла мне на лицо удушающе-жгучую слюну и рычала. Рык собаки был вылеплен из одних согласных, переплавленных в единую нечленораздельную массу. Вскоре я почувствовал, что древесный гриб в моем горле пульсирует в резонанс с этими звуками, подстраивается под них и в то же время распускает по всему моему телу тончайшие гниющие корни, которые пронзают плоть разрядами электричества. Я закричал от ужаса, очнулся и продолжил кричать, осознавая, что мое горло извергает месиво, состоящее из одних согласных, а безумный ветер раскачивает надо мной костлявые верхушки деревьев.
[Следующая запись — последняя:]
23 сентября.О, Тамангул(ь), о, всепроникающий смрад! РГХХРГКРЩКГРКЩХРПКЩРХТПСТССССПХЩТТДНКГНТПЩ! Белые — 10 шт».
Пока я читал указанные Володей страницы, сам он с явным вниманием наблюдал за мной и лишь изредка в беспокойстве оглядывался по сторонам. Когда я закончил, он не дал мне сказать ни слова, снова спрятал тетрадь в куртку и продолжил свою историю:
— 23 сентября Грибника не стало, тетрадь оказалась в руках Санитара, а через месяц — в моих. Вот как это случилось. В сумерках я выгуливал свою кошку в небольшой липовой рощице возле дома (кошка недавно начала оправляться после редкой болезни, сути которой я так и не понял; она была еще очень слаба, и ветеринар посоветовал ежедневно выводить ее на улицу — сказал, что за счет прогулок животное будет выздоравливать в разы быстрее, и посоветовал приобрести специальный поводок). Внезапно впереди нарисовалась довольно причудливая фигура: ко мне приближался высокий молодой мужик с очень длинными и словно бы эластичными конечностями, похожий на марионетку.
Поравнявшись со мной и кошкой, которая как обычно затеяла в траве какую-то возню, он внезапно остановился и сказал: «Привет, Володя, я к тебе по делу». Как вы уже знаете, мое настоящее имя — не Володя, но почему-то сразу стало понятно, что ему нужен именно я и у него действительно есть ко мне какое-то дело. После того, как я ответил на приветствие, он намекнул, что между ним и мной установлена некая «связь», попросил набраться терпения, не считать его сумасшедшим, и передал мне эту тетрадь, а также накопитель данных с некоторым количеством аудиозаписей, сделанных на диктофон. Одну из них мы с вами сейчас послушаем.
Володя вытащил из кармана телефон, нашел нужный файл и включил его. Запись оказалась плохого качества и с множеством непонятных посторонних звуков: впоследствии я не смог ее полностью расшифровать, местами было совсем неразборчиво, поэтому дальше в тексте кое-где встречаются вынужденные пропуски.
— Как говаривал мой покойный отец, «В Лотарингии с Эльзасом места нету пидорасам». Возможно. От покойника и его тетрадки мне не по себе. Вообще чувствую себя странно, поэтому решил пройтись после работы и наговорить на диктофон то, что беспокоит мой ум. Лариса очень жирная. Когда она входит в покойницкую, стены будто сдвигаются. Мне сложно говорить с ней. Она называет жмуров касатиками. Тащи того лохматого касатика на стол. <…> За едой она все время читает стихи Николая Рубцова, сует в рот бутерброды с докторской одной рукой, а другой листает книжку, которая у нее всегда при себе, в сумке. Сумка замшевая, по бокам ее болтается спутанная кожаная бахрома. Черные волокна на шее мужика из леса были с утолщениями, похожими на почки. Когда я думаю о том, что прочитал в его тетрадке, у меня в ногах что-то шевелится. Поехавший мужик. <…> Почему-то тянет в лес, но после того, что я сегодня увидел и прочитал, не пойду туда. Пойду лучше в поле, там видно во все стороны. Небо пасмурное, рано темнеет. Трава в поле мокрая от недавних осадков, она как будто сплетается в пучки, от обилия которых начинает рябить в глазах. <…> Шум, я слышу шум деревьев, но до деревьев отсюда с полчаса ходьбы. Я чувствую, как под землей ворочаются корни растений, а внутри моих ног копошатся насекомые, которые хотят вернуться туда, вниз, к корням. Лариса ходит на работу в невесомом шарфике с изображением анемонов, она наматывает его на шею особым образом. <…> Дождя нет, но воздух как вода, он льется на меня с неба и уходит сквозь мое тело в землю, туда, к корням растений. <…> Узел завязан. Корни сплетаются в огромные щетинистые щупальца, вырываются из-под земли и несутся во все стороны с устрашающей скоростью. Зуд в ногах проходит, теперь я чувствую такую легкость, будто могу перескочить через деревья или мчаться куда-то быстрее щупалец корней. Лариса сидит на каменной скамье. В моем животе вскипает бесплотная черная лава, сейчас я побегу, широко раскрою рот и выпущу ее на волю, в жидкий воздух, в изначальную тьму. <…> Ямы в земле, входы <…> корни <…> культа, корни камней <…> алтари<…> О, Тамангул(ь)! Я растворюсь в твоих нечистотах, я пожру червя червей, я выблюю самого себя наружу без остатка! ВЖВЛЖШЖДЛВЖДЛЖЩКШЦГПЩЙКЖШПЖВЛ!!!
— Далее слышны только нечленораздельные крики, — сказал Володя и нажал на стоп. — А на прочих записях Санитара нет ничего кроме воплей. Я несколько дней ходил и слушал их одну за другой по кругу, стараясь различить все нюансы и оттенки. Постепенно мне удалось выделить ритмическую основу каждой из записей — хотя все они схожи до неразличимости, но в то же время принципиально отличаются одна от другой. Сперва я бился над тем, чтобы так или иначе описать организацию каждого из этих звуковых потоков, но вскоре понял, что выбрал неверный путь. Тогда меня, наконец, осенило: я заперся на несколько дней в домашней студии и записал шестнадцать треков, на каждый из которых легла без зазоров одна из записей с криками Санитара. Я начинающий музыкант-мультиинструменталист, поэтому управился в одиночку. Папку с моими композициями, как и все исходники, вы найдете на этой флешке.
Володя вытащил из кармана небольшой пластиковый параллелепипед и протянул его мне, после чего, немного помявшись, расстался тем же путем и с тетрадью Грибника. Догадавшись, что предложенная моему вниманию пьеса подходит к концу, я решил, что пришло время выяснить, какая же роль отведена в ней мне, и вопросительно посмотрел на моего теперь уже не столь загадочного собеседника. Тот вместо ответа кивнул куда-то мне за спину. Я обернулся и увидел, как развесистый куст чубушника превращается в огромный узел Тамангул(ь)а: ветви его ходили ходуном, выгибались и скручивались, образуя некое сплетение, живое и пугающее, — но в то же время знакомое и притягательное; неправдоподобные звуки, которые доносились из глубины куста, были похожи на яростное шипение клубка змей, спаривающихся в последний раз. Я вскочил со скамейки и повернулся к Володе, но за это время он успел раствориться в сыром вечернем воздухе. Одна моя рука вцепилась в тетрадь, другая — в накопитель данных, а под ногами у меня закипала мягкая черная земля. О, Тамангул(ь)!
От редакции
После того, как мы прослушали диктофонную запись разговора с Володей, ознакомились с предоставленными им аудиоматериалами и тщательного изучили содержимое тетради, начались наши многомесячные мытарства, длящиеся по сей день. На записи можно было с легкостью различить посторонние звуки (во время беседы в парке наше доверенное лицо ничего такого не слышало), иногда в этих звуках мерещились уродливые подобия слов — возможно, только из-за нашего настойчивого желания хоть что-нибудь в них разобрать. На носителе, который передал в редакцию Володя, оказался альбом черного металла, «сырого», как принято выражаться, со значительной примесью шума и темного эмбиента — шестнадцать композиций, пронумерованных и поименованных). Попытки вычленить хоть что-то членораздельное в бесконечном вое и карканьи успехом не увенчались. По всей видимости, следует признать эти вопли проявлением некоего истошного безумства, хотя версию о том, что на записи запечатлен неведомый нам язык, списывать со счетов тоже нельзя. В тетради же сразу после дневниковых записей обнаружилась вклейка: несколько ксерокопий листов из какой-то другой тетради, покрытых изобретательными каракулями, невнятными знаками и крайне неумелыми набросками-зарисовками.
Всей редакцией мы ломали голову над содержимым тетради в надежде узнать еще хоть что-то о Грибнике, Санитаре, Володе и обстоятельствах всей этой малоправдоподобной истории. Поскольку Володя на связь больше не выходил, мы решили обратиться к знакомым из Н-ска и окрестностей, а через них — к наиболее информированным блэкарям и шумовикам из местных, но о Культе ни один из них ничего сообщить не мог. Лишь один надежный и расположенный к нашей редакции информант, покинувший Н-ск много лет назад, рассказывал, что в свое время там была довольно активная тусовка блэкарей, которые, однако, тратили почти все свои силы не на музыку, а на разглагольствования о том, какой ей следует быть, чтобы мир рухнул наконец в тартарары, а также рисовали бесконечные обложки и логотипы для несуществующих альбомов своих по большому счету несуществующих групп. Во всяком случае, познакомиться с их записями нашему информанту так и не удалось. И тем не менее, н-ские блэкари, по его словам, отличались издавна «повышенной идейностью». Имя Тамангул(ь)а ему ничего не говорило, но зато он рассказал, что одна из подгрупп упомянутой тусовки ошивалась то и дело в местном лесу, а ее представители увлекались одно время психоделическими эффектами так называемого «черного гриба». По слухам, гриб этот, поставлявшийся им из Самурского леса, оказывал помимо прочего особое воздействие на голос — делал его более «глубоким» и «густым». У ветеранов н-ского чернометаллического сообщества байка, рассказанная Володей, неизменно вызывала презрительные смешки: одни из них говорили, что подобных историй всегда было и будет выше крыши, ведь начинающим музыкантам надо как-то привлекать внимание к своему неоперившемуся творчеству; другие уточняли, не путаем ли мы Тамангул(ь) с названием американской дэт-метал группы Timeghoul (высказывались даже предположения о том, что члены этой группы после не слишком удачной карьеры на родине перебрались в Россию и теперь пытаются прославиться с помощью дешевого трюкачества); третьи «натыкались на что-то такое» в закрытых чатах специализированных вк-пабликов, но поделиться могли лишь своими смутными ощущениями — без конкретики и деталей. Имени Тамангул(ь) никто не слыхал, равно как не мог назвать никого хотя бы отдаленно похожего на Грибника, Санитара или Володю. Что касается свидетельств наиболее шизотеричных н-ских шумовиков, то ни один из них также не мог сказать о Тамангул(ь)е ничего связного, но из разговора с ними выяснилось, что подпольные нойзеры Азербайджана в 1990-е тоже якобы использовали для трансформации голоса грибы: применялся в основном плютей ивовый, «стиравший границу между словом и чистым шумом». С помощью тех же грибов азербайджанские шумовики общались с мертвыми и устанавливали друг с другом что-то вроде телепатической связи, переговариваясь через сны, однако после пробуждения «заговорщики», как они сами себя называли, помнили только о самом факте общения, но не о его содержании. Скорее всего, помимо ненадежного «грибного следа» этих экспериментаторов из далекого прошлого с Культом Тамангул(ь)а ничего не связывает.
В результате долгой графологической работы мы разобрали в каракулях на страницах тетради (между собой мы стали называть ее Скрижалями Тамангул(ь)а) отрывки прозаического текста, а также некое подобие стихотворных строк, которые получили условное наименование Славословий Тамангул(ь)а. Неясно, имеют ли они какое-то отношение к оказавшимся у нас аудиоматериалам, однако те из них, что удалось хотя бы приблизительно расшифровать, мы решили опубликовать ниже в качестве приложения.
Заручившись мощной поддержкой братского лейбла NEN Records, все вместе мы решили издать музыкальный материал с флешки на кассетах. Некоторые записи в тетради отдаленно напоминали фрагменты замысловатого логотипа группы — одну из них мы использовали в оформлении обложки альбома, переданного нам таинственным незнакомцем. Отдельные фрагменты страниц, а также многочисленные витиеватые узоры, были использованы в дизайне кассетных вкладышей. Альбом «Тамангул(ь)» издается без купюр, редактуры и мастеринга — в том сыром виде, в котором он был передан нашей редакции Володей.
Всей редакцией мы ломали голову над содержимым тетради в надежде узнать еще хоть что-то о Грибнике, Санитаре, Володе и обстоятельствах всей этой малоправдоподобной истории. Поскольку Володя на связь больше не выходил, мы решили обратиться к знакомым из Н-ска и окрестностей, а через них — к наиболее информированным блэкарям и шумовикам из местных, но о Культе ни один из них ничего сообщить не мог. Лишь один надежный и расположенный к нашей редакции информант, покинувший Н-ск много лет назад, рассказывал, что в свое время там была довольно активная тусовка блэкарей, которые, однако, тратили почти все свои силы не на музыку, а на разглагольствования о том, какой ей следует быть, чтобы мир рухнул наконец в тартарары, а также рисовали бесконечные обложки и логотипы для несуществующих альбомов своих по большому счету несуществующих групп. Во всяком случае, познакомиться с их записями нашему информанту так и не удалось. И тем не менее, н-ские блэкари, по его словам, отличались издавна «повышенной идейностью». Имя Тамангул(ь)а ему ничего не говорило, но зато он рассказал, что одна из подгрупп упомянутой тусовки ошивалась то и дело в местном лесу, а ее представители увлекались одно время психоделическими эффектами так называемого «черного гриба». По слухам, гриб этот, поставлявшийся им из Самурского леса, оказывал помимо прочего особое воздействие на голос — делал его более «глубоким» и «густым». У ветеранов н-ского чернометаллического сообщества байка, рассказанная Володей, неизменно вызывала презрительные смешки: одни из них говорили, что подобных историй всегда было и будет выше крыши, ведь начинающим музыкантам надо как-то привлекать внимание к своему неоперившемуся творчеству; другие уточняли, не путаем ли мы Тамангул(ь) с названием американской дэт-метал группы Timeghoul (высказывались даже предположения о том, что члены этой группы после не слишком удачной карьеры на родине перебрались в Россию и теперь пытаются прославиться с помощью дешевого трюкачества); третьи «натыкались на что-то такое» в закрытых чатах специализированных вк-пабликов, но поделиться могли лишь своими смутными ощущениями — без конкретики и деталей. Имени Тамангул(ь) никто не слыхал, равно как не мог назвать никого хотя бы отдаленно похожего на Грибника, Санитара или Володю. Что касается свидетельств наиболее шизотеричных н-ских шумовиков, то ни один из них также не мог сказать о Тамангул(ь)е ничего связного, но из разговора с ними выяснилось, что подпольные нойзеры Азербайджана в 1990-е тоже якобы использовали для трансформации голоса грибы: применялся в основном плютей ивовый, «стиравший границу между словом и чистым шумом». С помощью тех же грибов азербайджанские шумовики общались с мертвыми и устанавливали друг с другом что-то вроде телепатической связи, переговариваясь через сны, однако после пробуждения «заговорщики», как они сами себя называли, помнили только о самом факте общения, но не о его содержании. Скорее всего, помимо ненадежного «грибного следа» этих экспериментаторов из далекого прошлого с Культом Тамангул(ь)а ничего не связывает.
В результате долгой графологической работы мы разобрали в каракулях на страницах тетради (между собой мы стали называть ее Скрижалями Тамангул(ь)а) отрывки прозаического текста, а также некое подобие стихотворных строк, которые получили условное наименование Славословий Тамангул(ь)а. Неясно, имеют ли они какое-то отношение к оказавшимся у нас аудиоматериалам, однако те из них, что удалось хотя бы приблизительно расшифровать, мы решили опубликовать ниже в качестве приложения.
Заручившись мощной поддержкой братского лейбла NEN Records, все вместе мы решили издать музыкальный материал с флешки на кассетах. Некоторые записи в тетради отдаленно напоминали фрагменты замысловатого логотипа группы — одну из них мы использовали в оформлении обложки альбома, переданного нам таинственным незнакомцем. Отдельные фрагменты страниц, а также многочисленные витиеватые узоры, были использованы в дизайне кассетных вкладышей. Альбом «Тамангул(ь)» издается без купюр, редактуры и мастеринга — в том сыром виде, в котором он был передан нашей редакции Володей.
Приложения
I. НИТИ
Они тянутся, хохочут, плетутся, плутают, прячутся, путаются, вяжутся, голосятся, комкаются, пересекаются, скручиваются, уплотняются, дрожат, улавливают, водят, спят и снятся — узловатые, напряженные, раскаленные, жидкие, пряные, зловонные, жирные, глухие, слепые, спелые, крепкие, липкие — их нельзя порвать, только потревожить — их не видишь, о них только спотыкаешься — даже во сне их можно только нащупать, когда они цветут своими комковатыми узлами — НИТИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Следуя нитям, перестаешь оставлять следы, а то, что уже наследил, заметаешь. Никто не может следить и следовать за тем, кто тянется, утягивается от тяготы НИТЯМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Они тянутся, но не вытягиваются, влекут, но не извлекаются, не выходят на свет, не привлекаются к ответу: скрытники, путанники, тинники — волосы безвластия, НИТИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Нити завывают, звенят, грохохочут. Чем ближе к сплетению, тем звонче и острее. Нити стихают в разнузданности, но лишь затем, чтобы начертать знаки: водой на земле, огнем в воздухе. Буквы меняются в зависимости от того, за какую нить тянешь, какой даешь слабину, меняются на вдохе и на выдохе, меняются в затаившемся молчании, в свисте, в крике и в песне. От них зависит погода, которая никому не угождает, а лишь тревожит. Неугодная, супостатная, перечащая, беззаконная, непредсказуемая, никчемная, клокочущая, негодная погода висит на НИТЯХ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Нет точек, точка это сечение нити. Сечение ведет к свертыванию, свертывание — к запутыванию, запутывание ищет другие нити — и находит их — папоротник растет задом-наперед, округляя воздух, уволакивая его в землю НИТЯМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Их нельзя рассечь, они как волны, которые не разделить, они как дыхание, как движение ветра, которое нельзя поймать, нельзя заключить в замкнутое, они сплошь из напряжений, из пробеганий черных искр, они — это чистая тяжба — НИТИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Они стихают, чтобы уйти под землю, они ползают под землей кудрявым облаком. Облако уплотняется, кудри становятся плотью, и плоть эта кусками высовывается из-под поверхности земли, проступает маленькими тельцами, набухает каплями, показывается крючковатыми колышущимися пальцами, влекущими к месту, под которым находится грозовое сердце подземного облака. Нужно съесть четыре раза по четыре тельца, по четыре пальца съесть четыре раза — и лечь в место, где слышится гул — там он, там он гул, там он, там он гул — здесь в ухо врастает папоротниковая зарница, уволакивающая глаза в землю, вынимая их из черепа через ушные раковины. Из земли глаза поднимутся там, где были съедены четыре раза по четыре тельца, где по четыре пальца четыре раза были вывернуты из земли. Четыре раза по четыре глаза теперь будут смотреть ощупью НИТЕЙ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Из них ничего нельзя выткать, никакой ткани, они извиваются как змеи — и любая ткань расползается, они лишь путаются, валяются, уплотняются в плоть, завязываются в подвижные клокочущие узлы, они копошатся под ногами, они текут, плещутся и смыкаются над головой, они пузырятся и вздуваются, они горят — НИТИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Нити ноют немыми нотамимо неба, бегут бесами, проскребают стены домов, оседает город спутанный НИТЯМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
II. ПУТЫ
Нет никакого пути (к нему), есть только ПУТЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Путы никуда не ведут, они путают, у них нет начала и конца, они — лишь запутанность середин и сердцевин, лишь узелки, их нельзя порвать, только впутаться глубже и глубже — оседать, впрягаться, прятаться, кутаться — в ПУТЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Считают, что путы сковывают и обездвиживают, а путь раскрепощает и приводит в движение. Но если путь неизбежно приводит к чему-то, то по нему лучше не ходить, он приковывает к цели и не дает от нее отклониться, он сам — не что иное, как капкан. Идти по пути можно лишь настолько, насколько в нем можно запутаться. Путы предшествуют пути, ПУТЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Он не путник, не спутник и не попутчик, он путанник, он не ведет, а сбивает с пути, он отклоняет, обманывает, уводит от прямых линий, от прямых углов, от прямых взглядов, от прямой речи, от удавки прямодушия. Прямой путь, развитие — это сокращение; кривопутье, скривление пути, витие — это нарастание длины, узор. Пути разрезают и прорубают; путы рубцуют и сращивают. Пути — живодеры, путы — живители. Пути — корчеватели; путы путают ноги корнями, утаскиваю в землю. По путям ходят, глядя вперед, в путах ползают — расползаются во все стороны, теряя глаза в земле. Путь различает начало и конец, путь состоит из точек — начало и конец, начало и конец — в каждом шаге. Путы путают: они различают начало и начало, конец и конец, они умножают начала, умножают концы, путы состоят из развязных узлов розни, в которых лицо отслаивается от лица, от лица, от лица, влипая в ПУТЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Где покой перепутался с оковами, там леса сгрызают ошейники, раскрывая краски болотистых смесей, оголяя шины, покрывая шелестом путь, сводя его с мимолетностью, протекающей сквозь нити кривяком в ПУТЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Ступая по пути, ищут выхода. Путаясь в путах, забывают откуда пришли и начинают заново. Путник выходит из леса, каждый раз возвращаясь на круг. Запутавшийся остается в лесу, встает на сторону леса, становится лесом, который и есть не что иное как ПУТЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
III. ВОЛОК
Он влечет волоком — против воли, но не против влечений, против известного — к неизвестному и безвестному. Волокно влечений, выволочка розни, проволока натянутых нитей незаконных спряжений, ВОЛОК ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Похороны наизнанку: не рождение, не смерть, не колыбель, не могила: лес, поглотил все, все поднял на восстание. Восстание ничего не сохраняет, не хранит тайн и секретов, уволакивает на дно и рушит святыни, бьет алтари самосохранения, бьет алтари закона, проваливая и сволакивая под поверхностью новые противоалтари — ямы влечения, ВОЛОКи ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Он не спасает, он не пасет стада на кромке леса — он уволакивает волком в чащу, рвет плоть, грызет кости, потрошит, растягивает кишки и сухожилия между ветвями, натягивает кожу на рогатины — и завывает воем войны. Волчий волок тяжбы, волки войны; тела заволакиваются в лес и рвутся на клочки плоти, съедаемые мхом и грибами, сваливающиеся в удвоения ВОЛОКами ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Валяют дурную плоть, не образующую тела, не образующую лица, валяют клоки плоти, не образующие общности, не сообщающиеся, а лишь сообщничающие, валяют провалы дурных заговоров из дурных глазниц, провалы тела солнца, воронки влечений, клубящиеся неуловимым черным дымом волока, вкручивания влагалищ земли, варево кишок земли, блевота непроглядной влаги, вырывающий ноздри туман, топкая топь ночного огня, волосы безвластия — ВОЛОКи ТАМАНГУЛ(Ь)А.
IV. ПЛЕТИ
Когда деревья нападают со спины, мир растворяется. Против творения, против ножей творения, которые вырезают из плоти тела, против Творца всякой твари, товаров и рыночных площадей обмена, против знаков и законов обмена — стегание плоти, стежки бичевания — плетения и плети, ПЛЕТИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Космы веток, косы кишок болота, шишковатые наросты пальцев, бичующих глаза надзора, тинные хлысты темноты, сеча корневищ, стежки нестихающих стихий, даже воздух кричит и искрит от ударов ПЛЕТЕЙ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Плетущиеся сплетаются в племя. Плети стегают плетущихся и высекают племя как искру — племя как пламя. Выплетание неискоренимых искр из корней плетущихся. Плетеное племя, плетеное пламя, племя плетущихся ПЛЕТЬМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Пламя племени сплетается плетьми, уплетающими все живое в морок, расплетающими все мертвое в кричащие языки высекаемых плетьми искр. Все горит, все полыхает, все пламенеет, все бурлит варевом сплетений: все плиты разбиты, все плиты избыты, высечены и рассечены ПЛЕТЬМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Заплетающиейся языки племени плетеных плетутся туда, где никого нет, плетутся к крайней кромке розни, где бьется укромный гром черного волосатого сердца, громящий суставы, громящий оставы, громящий то, что стало, плетутся туда, где ничего кроме грома, сплетая там гнезда в высеченных хлыстами глазницах земли, сплетая гнезда на деревьях, гроздья гремящих гнезд плетутся там, где гул, где земля дрожит под ударами ПЛЕТЕЙ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Племя плетется лепетом. Не детским, и не лепетом любви, а много дальше — племя плетется лепетом войны, лепетом розни, лепетом смуты. Племя заплетает языки. Племя разъедает слова. Племя забывает речь, отворачивается от обречения, рокотом ломает хребет року. Племя плетущихся идет так глубоко, что слышится лепет мертвецов — и тех, кто никогда не рождался и никогда не родится. Потому что родиться значит отравиться Творящим Словом, отравиться творением, тогда как племя вьется извечностью своей враждебной несотворенности, под землей его плети живут и умирают, не рождаясь. Племя живет восстанием и смутой лепета, сплетаемого из ПЛЕТЕЙ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
V. УЗЛЫ
Сплетения плоти уплотняются в узлы, вяжутся буквами, вяжутся непроизносимыми словами, завязывающими в узел язык, язык языка, УЗЛЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Голос, не отрывающийся от плоти, незаписываемый, но завязываемый в горле УЗЛАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Узлятся злобой: зеленеют сквозь заледенелые сети, рассекая сито непросвечиваемой серостью — сорные травы сплетаются в УЗЛЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Вязкий шепот скручивает ветви, в узлах рождается ветер, ветер заразы разящей тела и развязывающей плоть, вязь развязности, вязь розни, УЗЛЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Где узлы — там имя твое, где узлы там ты, связывающий буквы в слова, развязывающий языки огня в языке плоти. Твое сердце — узел. Ты настукиваешь песню своими узлами, злыми УЗЛАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Узлы затягивают, но сами не затягиваются, шелестя листьями и лапами, мыслями и словами, волосами и соками плоти, затягивают в тяжбу, затягивают в рознь, в возню розни, в скользкое копошение войны. Ввязывайся в войну, ввязывайся в тяжбу, вмешивайся в смуту — увязай, увязай в узлах, в УЗЛАХ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Вяжут заговор — против всего сотворенного, прямого, надзирающего — сглаз против глаз — заклинание против лица — клятва против Творца — племена плетущихся вяжут заговор УЗЛОВ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Гроздья гроз, угроза растворения, связь касаний, вязь язв, бродило слов, ловушка дыхания, заговор говорящих — у узлов нет закона, нет царя, нет Творца; вяжущий сам является частью узла, ввязываясь в свои узлы сердцем и волосами, болью и кровью, дыханием и голосом — где узел? где вяжущий? слошь вязь — и каждый узел кричит словословие твое, словословие растворяющее Творца. Молнии пробегают по УЗЛАМ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Разят заразой розни землю, воду, воздух и солнце, вынуждая вспомнить, что они связаны только рознью, одними лишь УЗЛАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Их вяжет перебежчик, предатель, противник, сеятель розни, заговорщик, настраивающий стихии друг против друга, чтобы не было мира, сеятель мора розни, разжигатель резни розни, умножающий и стравливающий стихии, не дающий им стихать и умиротворяться, убийца Творца, пожиратель законников, ловец и растлитель ангелов; каждый узел — червь в глазу Творца и его творений; их вяжут племена плетущихся, племена плетеных сообщничают через узлы — те, что вяжутся без числа, УЗЛЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
VI. КОМКИ
В горловинах пустот, срезая кромки слов и снов, собираются КОМКИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Комья комлаются скручением полостей в плотности, просачиваясь сквозь пористые плоскости нитями, проистекающими через поверхности камней — от тебя ко мне стечениями теней, вяжущих черными спицами — чуткими черно-орудиями, осязательно переподвижными в сумрачном свете огней; где огонь изгибается в черную нить, а все нити-огни непрерывно плетутся в КОМКИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Черноогни голоса, что живут между тел, ухающим сором комкуются в листьях в лесу, на поверхностях рыжих прудов, собираясь в комки отражений, скривляющих небо, — КОМКИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Тела сваливаются в ком, в коме освобождается плоть, выпадая из кожи, выпадая из видимости — ком плоти катится по лесу, по горлу леса катится ком крика, крик комкает тропу, тропа рассыпается на вьюгу КОМКОВ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
По комковатым тропам плетется племя, комки корней под ногами, комки земли под кожей, комки воздуха пузырят кровь, комки огня вываривают глаза на руках — когда уже нет ни рук, ни глаз, ни крови, ни кожи, ни ног, ни тропы — только КОМКИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Колесят колосья чернью, протыкая тягучими нитями бредности нития, разбредаются вдоль полей, опутывая урожение в ржавые комья снощупья, что щелится в шелестах правды, перезапутанной в КОМКИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
В комьях скрывается небыль — не благо, а шорохи, шелест, шипение нитей, змеино сплетающихся в КОМКИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
VII. ТОКИ
Токи текут гадюкамимо берёз у болотистых местно-стеленных мхом полостей, тихо ткут бездонную тьму поТОКАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Не растут, а разрастаются, не текут, а точат, не творят, а ткут, ткут но не ткани, ткут токи, ткут точило гнева, сваливают из тканей комки, не слова, а вывихи, вихревые росТОКИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Растекаются тенями, расточают тину, тянут стоны сквозь стены, там и тут текут, притыкаясь к трясинам, мимо осин и дубов, пробираясь на ощупь, тонкими лапками проскребая стороны, подгрызая плотную глину, надстилая болотье поверх стоянок, протекая сквозь свет поТОКАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Мясо растекается по камню противоалтаря, ввернутого в землю, впружинивающего напряжение в почву, которая начинает дрожать и прорастать пальцами мертвецов, черное мясо течет по деревьям, мясо высачивается из краснеющей листвы. Мясо кипит потоками, мясо переполняет лес, мясо свисает с ветвей и свистит на ветру. Лохмотья кожи не удерживают его, мясо бьется ТОКАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Волосатая молния ударяет в дерево, и то начинает гудеть и шипеть, рассекать воздух ветром и ходить ходуном. Мясо древесины ползает по черным грозовым облакам, втягивает их, утягивает их под землю. Потоки молний пробегают по лесу и протаптывают тропы в гущу гущи, в густое сплетение сверкающих потоков, в узел ночи, из которого расползается черное молоко, вскармливающее приплод племени, в узел ощупи, вщупываются туда, куда невозможно смотреть, в гущу гущи — в сердце, кишащее и лучащееся ТОКАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Глаза вытекают в ощупь, глаза вытачиваются языками сговорившихся деревьев и огня, талые глаза утоляют жажду ночного зверья, глаза растекаются по горячему камню противоалтаря, выкипают в аромат, наполняющий ноздри племени, будя голод, напрягая сухожилия гнева, вздымая тину смуты, выращивая зубы племени в легких и в сердце, в печени и кишках племени плетущихся, отращивая когти жестокости, глаза вытекают ТОКАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
VIII. ДЫХИ
Дыхание, глубокое дыхание сна, влага на холодных поверхностях и линии, пробегающие по каплям, крепкий как смола воздух, вздох войны, выдох черного огня питается ДЫХАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Твое дыхание поддерживает огонь, оно раздувает, оно делает огонь неугасимым, оно раздувает, оно разжигает огонь там, где его нет — в воде, в земле — и бьется гулом земли. Они пробегают землю, приберегая ее для вздымания, ДЫХИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Мертвецы дышат ими, мертвецы слышат ими, мертвецы говорят ими. Они — на кончиках их черных языков, на кончиках их шевелящихся волос, в их пляшущих пятках. Дыхи — это гниение души, которая надзирает за телом и дарит тело надзору. Дыхи против душ, и они повсюду, ДЫХИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Души задыхаются, души подыхают, чернеют и выдыхаюся, смердят смертью Творца, в лесу, где дыхи поджидают души как дикие звери, как проголодавшаяся по телам болотина, болотина жрущая души и рыгающая ДЫХАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Дыхам всегда мало воздуха, им нужен огонь, дыхам всегда мало места, им нужны провалы вдохов земли, дыхам всегда мало влаги, им нужна пламенеющая вода, дыхам всегда мало стихших стихий, им нужна смута и война стихий, ДЫХАМ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Дыхи заразы, дыхи вражды, дыхи, хватающие стихии как добычу и несущие их на противоалтарь сожжения, ибо стихии склонны стихать, дыхи дают стихиям уклониться от тишины — в легких ДЫХАХ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Дыхание раздается эхом, отражается в телах, заражая их и выворачивая в крике плоти, в крике, ставшем плотью, вытравив из нее слова Слова. Эхо сверкает как острие жала, оно потрошит и выворачивает, вытряхивает внутреннее вовне, сшивает мясо с деревом, камни с водой, кости с воздухом, спутывает сверкающими волосами все тропы, обрекая хождение на блуждание. Эхо дышит смутой, смута зреет в дыхании валунов, вылезающих из земли, чтобы сделать вдох и нырнуть обратно под землю, распаляя зуд смуты под поверхностью, в глубине. Смута перестукивается в треске зимних деревьев, смута сочится смолой, смута перекликается эхом с эхом, вворачиваясь резьбой кудрявых корней в глаза надзора, смута дышит и полыхает ДЫХАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Смех земли, хохот болот, судороги воздуха, сладкие припадки и складки огня — ДЫХИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
IX. ОГНИ
Сговориться с огнем, заговореться ОГНЯМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А
Огни, они гнутся на перепутье путем перегона жгучих стечений, стекаются в лужи из яростной лавы, лавируя криволинейно, сгибаясь в вещах, очертания коих расчерчены только на фоне ОГНЕЙ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Огни гниения, огни брожения, огни смуты. У восстания кисловатый вкус, у восставших во рту кислота, горючая смесь, жало, резьба ОГНЕЙ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Свойства сгорелись в войну — пылающий жар вещества, истекающего из вещей, отныне воюющих только с собой; в разгаре разлад, разрезающий самостоятельность рознью ОГНЕЙ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Сговор горения, говор сгорания, заговор огня — между деревьями, между папоротниками, между мхами, промеж зверья, болот и мертвецов, которых болота проглотили — заговорщики загорелись своим заговором, сгорелись и сплавились заговором поджигателей, заговором огня — заговором, о котором не знает никто, который только и делает что горит и говорит, пробегая под землей ОГНЯМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Огогонь средиземья сгребает воздух в черные всполохи, взрезая свет искрами, бликамимо краев основности разносит семена раздора, сдирая лица с древесных снов, снуя вдоль горячей земли, искросплетья стелятся ОГНЯМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Самогон изгибов, гниль глаз, настой бега, отвар черного льда, плесень сна, пыль слюны, пал удвоения; племя плетущихся пьет ОГНИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
X. ЧЕРВИ
Червятся сквозь черепа ниточки, мимо стойбищ с мертвыми урастая от рук, укрываясь от ног в покровах, раскрашивая края кривью, кроятся в правдах — роются в кривдах — роятся в промежутках — ЧЕРВИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Из вечернего света свиваются черветвящейся сутолокой сквозь стены соседние с лесом усами хитрых лис стелят, споднимаются и снова подспускаются вверх-и-вниз, слагаются, скривляются и стягиваются вокруг порядка серыми космами хаосмеяния, раздаваясь, сдирают сон в черноту: ЧЕРВИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Пожравший Творца, сваривший из Творца отраву трав для стадных тел, заразивший посевы узлами черного плодородия, скорчивший стада видениями корней, которые расползаются всюду; черви в глазах, корни в глазах, тучи грозовых червей под кожей, черные черви питающиеся мякотью святости — ЧЕРВИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Они тянутся, хохочут, плетутся, плутают, прячутся, путаются, вяжутся, голосятся, комкаются, пересекаются, скручиваются, уплотняются, дрожат, улавливают, водят, спят и снятся — узловатые, напряженные, раскаленные, жидкие, пряные, зловонные, жирные, глухие, слепые, спелые, крепкие, липкие — их нельзя порвать, только потревожить — их не видишь, о них только спотыкаешься — даже во сне их можно только нащупать, когда они цветут своими комковатыми узлами — НИТИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Следуя нитям, перестаешь оставлять следы, а то, что уже наследил, заметаешь. Никто не может следить и следовать за тем, кто тянется, утягивается от тяготы НИТЯМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Они тянутся, но не вытягиваются, влекут, но не извлекаются, не выходят на свет, не привлекаются к ответу: скрытники, путанники, тинники — волосы безвластия, НИТИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Нити завывают, звенят, грохохочут. Чем ближе к сплетению, тем звонче и острее. Нити стихают в разнузданности, но лишь затем, чтобы начертать знаки: водой на земле, огнем в воздухе. Буквы меняются в зависимости от того, за какую нить тянешь, какой даешь слабину, меняются на вдохе и на выдохе, меняются в затаившемся молчании, в свисте, в крике и в песне. От них зависит погода, которая никому не угождает, а лишь тревожит. Неугодная, супостатная, перечащая, беззаконная, непредсказуемая, никчемная, клокочущая, негодная погода висит на НИТЯХ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Нет точек, точка это сечение нити. Сечение ведет к свертыванию, свертывание — к запутыванию, запутывание ищет другие нити — и находит их — папоротник растет задом-наперед, округляя воздух, уволакивая его в землю НИТЯМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Их нельзя рассечь, они как волны, которые не разделить, они как дыхание, как движение ветра, которое нельзя поймать, нельзя заключить в замкнутое, они сплошь из напряжений, из пробеганий черных искр, они — это чистая тяжба — НИТИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Они стихают, чтобы уйти под землю, они ползают под землей кудрявым облаком. Облако уплотняется, кудри становятся плотью, и плоть эта кусками высовывается из-под поверхности земли, проступает маленькими тельцами, набухает каплями, показывается крючковатыми колышущимися пальцами, влекущими к месту, под которым находится грозовое сердце подземного облака. Нужно съесть четыре раза по четыре тельца, по четыре пальца съесть четыре раза — и лечь в место, где слышится гул — там он, там он гул, там он, там он гул — здесь в ухо врастает папоротниковая зарница, уволакивающая глаза в землю, вынимая их из черепа через ушные раковины. Из земли глаза поднимутся там, где были съедены четыре раза по четыре тельца, где по четыре пальца четыре раза были вывернуты из земли. Четыре раза по четыре глаза теперь будут смотреть ощупью НИТЕЙ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Из них ничего нельзя выткать, никакой ткани, они извиваются как змеи — и любая ткань расползается, они лишь путаются, валяются, уплотняются в плоть, завязываются в подвижные клокочущие узлы, они копошатся под ногами, они текут, плещутся и смыкаются над головой, они пузырятся и вздуваются, они горят — НИТИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Нити ноют немыми нотамимо неба, бегут бесами, проскребают стены домов, оседает город спутанный НИТЯМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
II. ПУТЫ
Нет никакого пути (к нему), есть только ПУТЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Путы никуда не ведут, они путают, у них нет начала и конца, они — лишь запутанность середин и сердцевин, лишь узелки, их нельзя порвать, только впутаться глубже и глубже — оседать, впрягаться, прятаться, кутаться — в ПУТЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Считают, что путы сковывают и обездвиживают, а путь раскрепощает и приводит в движение. Но если путь неизбежно приводит к чему-то, то по нему лучше не ходить, он приковывает к цели и не дает от нее отклониться, он сам — не что иное, как капкан. Идти по пути можно лишь настолько, насколько в нем можно запутаться. Путы предшествуют пути, ПУТЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Он не путник, не спутник и не попутчик, он путанник, он не ведет, а сбивает с пути, он отклоняет, обманывает, уводит от прямых линий, от прямых углов, от прямых взглядов, от прямой речи, от удавки прямодушия. Прямой путь, развитие — это сокращение; кривопутье, скривление пути, витие — это нарастание длины, узор. Пути разрезают и прорубают; путы рубцуют и сращивают. Пути — живодеры, путы — живители. Пути — корчеватели; путы путают ноги корнями, утаскиваю в землю. По путям ходят, глядя вперед, в путах ползают — расползаются во все стороны, теряя глаза в земле. Путь различает начало и конец, путь состоит из точек — начало и конец, начало и конец — в каждом шаге. Путы путают: они различают начало и начало, конец и конец, они умножают начала, умножают концы, путы состоят из развязных узлов розни, в которых лицо отслаивается от лица, от лица, от лица, влипая в ПУТЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Где покой перепутался с оковами, там леса сгрызают ошейники, раскрывая краски болотистых смесей, оголяя шины, покрывая шелестом путь, сводя его с мимолетностью, протекающей сквозь нити кривяком в ПУТЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Ступая по пути, ищут выхода. Путаясь в путах, забывают откуда пришли и начинают заново. Путник выходит из леса, каждый раз возвращаясь на круг. Запутавшийся остается в лесу, встает на сторону леса, становится лесом, который и есть не что иное как ПУТЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
III. ВОЛОК
Он влечет волоком — против воли, но не против влечений, против известного — к неизвестному и безвестному. Волокно влечений, выволочка розни, проволока натянутых нитей незаконных спряжений, ВОЛОК ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Похороны наизнанку: не рождение, не смерть, не колыбель, не могила: лес, поглотил все, все поднял на восстание. Восстание ничего не сохраняет, не хранит тайн и секретов, уволакивает на дно и рушит святыни, бьет алтари самосохранения, бьет алтари закона, проваливая и сволакивая под поверхностью новые противоалтари — ямы влечения, ВОЛОКи ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Он не спасает, он не пасет стада на кромке леса — он уволакивает волком в чащу, рвет плоть, грызет кости, потрошит, растягивает кишки и сухожилия между ветвями, натягивает кожу на рогатины — и завывает воем войны. Волчий волок тяжбы, волки войны; тела заволакиваются в лес и рвутся на клочки плоти, съедаемые мхом и грибами, сваливающиеся в удвоения ВОЛОКами ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Валяют дурную плоть, не образующую тела, не образующую лица, валяют клоки плоти, не образующие общности, не сообщающиеся, а лишь сообщничающие, валяют провалы дурных заговоров из дурных глазниц, провалы тела солнца, воронки влечений, клубящиеся неуловимым черным дымом волока, вкручивания влагалищ земли, варево кишок земли, блевота непроглядной влаги, вырывающий ноздри туман, топкая топь ночного огня, волосы безвластия — ВОЛОКи ТАМАНГУЛ(Ь)А.
IV. ПЛЕТИ
Когда деревья нападают со спины, мир растворяется. Против творения, против ножей творения, которые вырезают из плоти тела, против Творца всякой твари, товаров и рыночных площадей обмена, против знаков и законов обмена — стегание плоти, стежки бичевания — плетения и плети, ПЛЕТИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Космы веток, косы кишок болота, шишковатые наросты пальцев, бичующих глаза надзора, тинные хлысты темноты, сеча корневищ, стежки нестихающих стихий, даже воздух кричит и искрит от ударов ПЛЕТЕЙ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Плетущиеся сплетаются в племя. Плети стегают плетущихся и высекают племя как искру — племя как пламя. Выплетание неискоренимых искр из корней плетущихся. Плетеное племя, плетеное пламя, племя плетущихся ПЛЕТЬМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Пламя племени сплетается плетьми, уплетающими все живое в морок, расплетающими все мертвое в кричащие языки высекаемых плетьми искр. Все горит, все полыхает, все пламенеет, все бурлит варевом сплетений: все плиты разбиты, все плиты избыты, высечены и рассечены ПЛЕТЬМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Заплетающиейся языки племени плетеных плетутся туда, где никого нет, плетутся к крайней кромке розни, где бьется укромный гром черного волосатого сердца, громящий суставы, громящий оставы, громящий то, что стало, плетутся туда, где ничего кроме грома, сплетая там гнезда в высеченных хлыстами глазницах земли, сплетая гнезда на деревьях, гроздья гремящих гнезд плетутся там, где гул, где земля дрожит под ударами ПЛЕТЕЙ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Племя плетется лепетом. Не детским, и не лепетом любви, а много дальше — племя плетется лепетом войны, лепетом розни, лепетом смуты. Племя заплетает языки. Племя разъедает слова. Племя забывает речь, отворачивается от обречения, рокотом ломает хребет року. Племя плетущихся идет так глубоко, что слышится лепет мертвецов — и тех, кто никогда не рождался и никогда не родится. Потому что родиться значит отравиться Творящим Словом, отравиться творением, тогда как племя вьется извечностью своей враждебной несотворенности, под землей его плети живут и умирают, не рождаясь. Племя живет восстанием и смутой лепета, сплетаемого из ПЛЕТЕЙ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
V. УЗЛЫ
Сплетения плоти уплотняются в узлы, вяжутся буквами, вяжутся непроизносимыми словами, завязывающими в узел язык, язык языка, УЗЛЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Голос, не отрывающийся от плоти, незаписываемый, но завязываемый в горле УЗЛАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Узлятся злобой: зеленеют сквозь заледенелые сети, рассекая сито непросвечиваемой серостью — сорные травы сплетаются в УЗЛЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Вязкий шепот скручивает ветви, в узлах рождается ветер, ветер заразы разящей тела и развязывающей плоть, вязь развязности, вязь розни, УЗЛЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Где узлы — там имя твое, где узлы там ты, связывающий буквы в слова, развязывающий языки огня в языке плоти. Твое сердце — узел. Ты настукиваешь песню своими узлами, злыми УЗЛАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Узлы затягивают, но сами не затягиваются, шелестя листьями и лапами, мыслями и словами, волосами и соками плоти, затягивают в тяжбу, затягивают в рознь, в возню розни, в скользкое копошение войны. Ввязывайся в войну, ввязывайся в тяжбу, вмешивайся в смуту — увязай, увязай в узлах, в УЗЛАХ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Вяжут заговор — против всего сотворенного, прямого, надзирающего — сглаз против глаз — заклинание против лица — клятва против Творца — племена плетущихся вяжут заговор УЗЛОВ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Гроздья гроз, угроза растворения, связь касаний, вязь язв, бродило слов, ловушка дыхания, заговор говорящих — у узлов нет закона, нет царя, нет Творца; вяжущий сам является частью узла, ввязываясь в свои узлы сердцем и волосами, болью и кровью, дыханием и голосом — где узел? где вяжущий? слошь вязь — и каждый узел кричит словословие твое, словословие растворяющее Творца. Молнии пробегают по УЗЛАМ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Разят заразой розни землю, воду, воздух и солнце, вынуждая вспомнить, что они связаны только рознью, одними лишь УЗЛАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Их вяжет перебежчик, предатель, противник, сеятель розни, заговорщик, настраивающий стихии друг против друга, чтобы не было мира, сеятель мора розни, разжигатель резни розни, умножающий и стравливающий стихии, не дающий им стихать и умиротворяться, убийца Творца, пожиратель законников, ловец и растлитель ангелов; каждый узел — червь в глазу Творца и его творений; их вяжут племена плетущихся, племена плетеных сообщничают через узлы — те, что вяжутся без числа, УЗЛЫ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
VI. КОМКИ
В горловинах пустот, срезая кромки слов и снов, собираются КОМКИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Комья комлаются скручением полостей в плотности, просачиваясь сквозь пористые плоскости нитями, проистекающими через поверхности камней — от тебя ко мне стечениями теней, вяжущих черными спицами — чуткими черно-орудиями, осязательно переподвижными в сумрачном свете огней; где огонь изгибается в черную нить, а все нити-огни непрерывно плетутся в КОМКИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Черноогни голоса, что живут между тел, ухающим сором комкуются в листьях в лесу, на поверхностях рыжих прудов, собираясь в комки отражений, скривляющих небо, — КОМКИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Тела сваливаются в ком, в коме освобождается плоть, выпадая из кожи, выпадая из видимости — ком плоти катится по лесу, по горлу леса катится ком крика, крик комкает тропу, тропа рассыпается на вьюгу КОМКОВ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
По комковатым тропам плетется племя, комки корней под ногами, комки земли под кожей, комки воздуха пузырят кровь, комки огня вываривают глаза на руках — когда уже нет ни рук, ни глаз, ни крови, ни кожи, ни ног, ни тропы — только КОМКИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Колесят колосья чернью, протыкая тягучими нитями бредности нития, разбредаются вдоль полей, опутывая урожение в ржавые комья снощупья, что щелится в шелестах правды, перезапутанной в КОМКИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
В комьях скрывается небыль — не благо, а шорохи, шелест, шипение нитей, змеино сплетающихся в КОМКИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
VII. ТОКИ
Токи текут гадюкамимо берёз у болотистых местно-стеленных мхом полостей, тихо ткут бездонную тьму поТОКАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Не растут, а разрастаются, не текут, а точат, не творят, а ткут, ткут но не ткани, ткут токи, ткут точило гнева, сваливают из тканей комки, не слова, а вывихи, вихревые росТОКИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Растекаются тенями, расточают тину, тянут стоны сквозь стены, там и тут текут, притыкаясь к трясинам, мимо осин и дубов, пробираясь на ощупь, тонкими лапками проскребая стороны, подгрызая плотную глину, надстилая болотье поверх стоянок, протекая сквозь свет поТОКАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Мясо растекается по камню противоалтаря, ввернутого в землю, впружинивающего напряжение в почву, которая начинает дрожать и прорастать пальцами мертвецов, черное мясо течет по деревьям, мясо высачивается из краснеющей листвы. Мясо кипит потоками, мясо переполняет лес, мясо свисает с ветвей и свистит на ветру. Лохмотья кожи не удерживают его, мясо бьется ТОКАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Волосатая молния ударяет в дерево, и то начинает гудеть и шипеть, рассекать воздух ветром и ходить ходуном. Мясо древесины ползает по черным грозовым облакам, втягивает их, утягивает их под землю. Потоки молний пробегают по лесу и протаптывают тропы в гущу гущи, в густое сплетение сверкающих потоков, в узел ночи, из которого расползается черное молоко, вскармливающее приплод племени, в узел ощупи, вщупываются туда, куда невозможно смотреть, в гущу гущи — в сердце, кишащее и лучащееся ТОКАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Глаза вытекают в ощупь, глаза вытачиваются языками сговорившихся деревьев и огня, талые глаза утоляют жажду ночного зверья, глаза растекаются по горячему камню противоалтаря, выкипают в аромат, наполняющий ноздри племени, будя голод, напрягая сухожилия гнева, вздымая тину смуты, выращивая зубы племени в легких и в сердце, в печени и кишках племени плетущихся, отращивая когти жестокости, глаза вытекают ТОКАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
VIII. ДЫХИ
Дыхание, глубокое дыхание сна, влага на холодных поверхностях и линии, пробегающие по каплям, крепкий как смола воздух, вздох войны, выдох черного огня питается ДЫХАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Твое дыхание поддерживает огонь, оно раздувает, оно делает огонь неугасимым, оно раздувает, оно разжигает огонь там, где его нет — в воде, в земле — и бьется гулом земли. Они пробегают землю, приберегая ее для вздымания, ДЫХИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Мертвецы дышат ими, мертвецы слышат ими, мертвецы говорят ими. Они — на кончиках их черных языков, на кончиках их шевелящихся волос, в их пляшущих пятках. Дыхи — это гниение души, которая надзирает за телом и дарит тело надзору. Дыхи против душ, и они повсюду, ДЫХИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Души задыхаются, души подыхают, чернеют и выдыхаюся, смердят смертью Творца, в лесу, где дыхи поджидают души как дикие звери, как проголодавшаяся по телам болотина, болотина жрущая души и рыгающая ДЫХАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Дыхам всегда мало воздуха, им нужен огонь, дыхам всегда мало места, им нужны провалы вдохов земли, дыхам всегда мало влаги, им нужна пламенеющая вода, дыхам всегда мало стихших стихий, им нужна смута и война стихий, ДЫХАМ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Дыхи заразы, дыхи вражды, дыхи, хватающие стихии как добычу и несущие их на противоалтарь сожжения, ибо стихии склонны стихать, дыхи дают стихиям уклониться от тишины — в легких ДЫХАХ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Дыхание раздается эхом, отражается в телах, заражая их и выворачивая в крике плоти, в крике, ставшем плотью, вытравив из нее слова Слова. Эхо сверкает как острие жала, оно потрошит и выворачивает, вытряхивает внутреннее вовне, сшивает мясо с деревом, камни с водой, кости с воздухом, спутывает сверкающими волосами все тропы, обрекая хождение на блуждание. Эхо дышит смутой, смута зреет в дыхании валунов, вылезающих из земли, чтобы сделать вдох и нырнуть обратно под землю, распаляя зуд смуты под поверхностью, в глубине. Смута перестукивается в треске зимних деревьев, смута сочится смолой, смута перекликается эхом с эхом, вворачиваясь резьбой кудрявых корней в глаза надзора, смута дышит и полыхает ДЫХАМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Смех земли, хохот болот, судороги воздуха, сладкие припадки и складки огня — ДЫХИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
IX. ОГНИ
Сговориться с огнем, заговореться ОГНЯМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А
Огни, они гнутся на перепутье путем перегона жгучих стечений, стекаются в лужи из яростной лавы, лавируя криволинейно, сгибаясь в вещах, очертания коих расчерчены только на фоне ОГНЕЙ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Огни гниения, огни брожения, огни смуты. У восстания кисловатый вкус, у восставших во рту кислота, горючая смесь, жало, резьба ОГНЕЙ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Свойства сгорелись в войну — пылающий жар вещества, истекающего из вещей, отныне воюющих только с собой; в разгаре разлад, разрезающий самостоятельность рознью ОГНЕЙ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Сговор горения, говор сгорания, заговор огня — между деревьями, между папоротниками, между мхами, промеж зверья, болот и мертвецов, которых болота проглотили — заговорщики загорелись своим заговором, сгорелись и сплавились заговором поджигателей, заговором огня — заговором, о котором не знает никто, который только и делает что горит и говорит, пробегая под землей ОГНЯМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Огогонь средиземья сгребает воздух в черные всполохи, взрезая свет искрами, бликамимо краев основности разносит семена раздора, сдирая лица с древесных снов, снуя вдоль горячей земли, искросплетья стелятся ОГНЯМИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Самогон изгибов, гниль глаз, настой бега, отвар черного льда, плесень сна, пыль слюны, пал удвоения; племя плетущихся пьет ОГНИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
X. ЧЕРВИ
Червятся сквозь черепа ниточки, мимо стойбищ с мертвыми урастая от рук, укрываясь от ног в покровах, раскрашивая края кривью, кроятся в правдах — роются в кривдах — роятся в промежутках — ЧЕРВИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Из вечернего света свиваются черветвящейся сутолокой сквозь стены соседние с лесом усами хитрых лис стелят, споднимаются и снова подспускаются вверх-и-вниз, слагаются, скривляются и стягиваются вокруг порядка серыми космами хаосмеяния, раздаваясь, сдирают сон в черноту: ЧЕРВИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Пожравший Творца, сваривший из Творца отраву трав для стадных тел, заразивший посевы узлами черного плодородия, скорчивший стада видениями корней, которые расползаются всюду; черви в глазах, корни в глазах, тучи грозовых червей под кожей, черные черви питающиеся мякотью святости — ЧЕРВИ ТАМАНГУЛ(Ь)А.
Ты, который под землей, который под землей земли,
жидкий огонь, ползающий под поверхностью, под поверхностью поверхности,
удваивающий все,
все косматящий,
все влокущий — волоком, волоком —
под поверхность, под поверхность поверхности,
удваивающий все,
даже само удваивание,
сбивающий со счета,
разъединяющий,
противящийся,
готовящий восстание под поверхностью, под поверхностью поверхности,
удваивающий все,
даже само удваивание,
заразный, разящий разъединением лица,
трещина, бегущая по земле,
по земле земли,
трещина удвоения,
втягивающий в тяжбу,
утягивающий в трясину,
трясущий сущее, сущее сущего трясущий,
удваивающий все,
тянущий нити преткновения,
спотыкания, комкования,
утягивающий во вражду,
в овраги вражды,
плетущий под поверхностью поверхности сплетения заговора против Единого,
сплетник, кощунник, крикун,
твоя слюна пенится под кожей, под кожей кожи,
удваивающая покровы, умножающая промежутки,
пенится в легких, пенится в костях,
строит тело, которое скрывает от мира,
тело удвоения,
скрывающее тело, слепленное из воздуха и воды,
пену уплотняющуюся в гниющую плоть земли,
скисшее тело,
вышедшее на поверхность только в удвоении,
и несущее только обман,
твои волосы вынимают глаза из глазниц,
переворачивают их и обращают к черноте того, что под поверхностью, под поверхностью поверхности,
к черноте удвоенного,
к жиру двоящегося, к горючему жиру удвоения, к жару розни, к полыхающей черной возне розни,
бросая лицо в костер, запекая глаза в угле волос,
в угле волос,
в печи удвоения,
ползающий по воздуху,
оскверняющий дух своим потом,
своей слюной,
своим жиром,
своим газом,
горючим газом своих глазниц,
удваивая воздух,
отрывая и отрыгивая воздух, который будет гореть жаром твоих волос,
очернитель,
молния, пробегающая под землей, под землей земли,
гроза розни,
разряд вражды,
трещина удвоения,
треск пламенеющих волос,
сверкающие пузырящиеся космы,
гул твоя плоть,
плоть твоя гул,
там, под поверхностью поверхности,
там он, гул,
гул удвоения,
я слышу тебя.
жидкий огонь, ползающий под поверхностью, под поверхностью поверхности,
удваивающий все,
все косматящий,
все влокущий — волоком, волоком —
под поверхность, под поверхность поверхности,
удваивающий все,
даже само удваивание,
сбивающий со счета,
разъединяющий,
противящийся,
готовящий восстание под поверхностью, под поверхностью поверхности,
удваивающий все,
даже само удваивание,
заразный, разящий разъединением лица,
трещина, бегущая по земле,
по земле земли,
трещина удвоения,
втягивающий в тяжбу,
утягивающий в трясину,
трясущий сущее, сущее сущего трясущий,
удваивающий все,
тянущий нити преткновения,
спотыкания, комкования,
утягивающий во вражду,
в овраги вражды,
плетущий под поверхностью поверхности сплетения заговора против Единого,
сплетник, кощунник, крикун,
твоя слюна пенится под кожей, под кожей кожи,
удваивающая покровы, умножающая промежутки,
пенится в легких, пенится в костях,
строит тело, которое скрывает от мира,
тело удвоения,
скрывающее тело, слепленное из воздуха и воды,
пену уплотняющуюся в гниющую плоть земли,
скисшее тело,
вышедшее на поверхность только в удвоении,
и несущее только обман,
твои волосы вынимают глаза из глазниц,
переворачивают их и обращают к черноте того, что под поверхностью, под поверхностью поверхности,
к черноте удвоенного,
к жиру двоящегося, к горючему жиру удвоения, к жару розни, к полыхающей черной возне розни,
бросая лицо в костер, запекая глаза в угле волос,
в угле волос,
в печи удвоения,
ползающий по воздуху,
оскверняющий дух своим потом,
своей слюной,
своим жиром,
своим газом,
горючим газом своих глазниц,
удваивая воздух,
отрывая и отрыгивая воздух, который будет гореть жаром твоих волос,
очернитель,
молния, пробегающая под землей, под землей земли,
гроза розни,
разряд вражды,
трещина удвоения,
треск пламенеющих волос,
сверкающие пузырящиеся космы,
гул твоя плоть,
плоть твоя гул,
там, под поверхностью поверхности,
там он, гул,
гул удвоения,
я слышу тебя.
16.12.2021 | ol***st@gmail.com | Без подписи
Насколько я понимаю, эта байка кочует сквозь времена, судя по тому, что ваш рассказчик говорит так, будто это происходило буквально на днях. Я же слышал о чем-то подобном еще тогда, когда поступал в областной университет и, соответственно, готовился покинуть малую родину. Получается, это было около пятнадцати лет назад. Возможно, эта история сродни архетипическим “бабкам, разгуливающим по ночам с горящими глазами” или “бомжам, которые съели моего друга”, но при таком количестве странных совпадений слабо верится, что ничего из этого в действительности не происходило.
Тогда я старался откреститься от всех знакомств и старых друзей-одноклассников. Все свое время я тратил на подготовку к вступительным экзаменам и все эти персонажи, которые явно не разделяли моих стремлений к новой жизни, были ярким примером того, что я хочу преодолеть. Тем не менее, иногда я (напыщенно вынужденно, само собой) виделся и немного припивал с этими товарищами. Собственно, в одну из таких встреч меня занесло к очень стародавнему “лучшему другу”. Мы с ним дружили с детского сада, тогда его родители активно пытались всячески его культурно развить – отдавали в музыкальную школу, постоянно заставляли читать и т.д. Но в районе первого или второго класса оба его родителя попали в аварию и погибли. Товарищ (назовем его Витей) быстро ушел в себя, мгновенно скатился в учебе и был сослан в интернат. До последних встреч, я его видел всего пару раз за автостанцией с пакетом обильно залитым клеем “Момент”. В тот раз мы с ним случайно пересеклись на районе и решили выпить по паре банок пива за встречу. Именно от Вити я впервые услышал о некоем работнике морга, судя по всему мальца поехавшего от своей работы. Товарищ мой познакомился с ним где-то в районе больницы у парка, где часто собирались разного сорта забулдыги. Судя по всему, после распития на свежем воздухе, Витя отправился допивать в гости к новому знакомому.
Насколько я понимаю, знакомство для них обоих закончилось не очень хорошо, так как мой товарищ хвастался тем, что отпиздил “Санитара” за то, к чему тот его пытался склонить. Витя говорил, что дома у него творился полнейший пиздец: по его словам все было покрыто черной плесенью, повсюду были разбросаны полусгнившие лохмотья, а стены были исписаны то ли землей, то ли дерьмом. От распития их это не отвлекло и уже в процессе непринужденной беседы за чашечкой ароматной пшеничной водочки Витя выяснил, что “Санитар” (я ставлю кавычки, так как в истории Вити такой погремухи не звучало) осматривал какого-то особого неопознанного жмурика, у которого нашлась странная тетрадь, копию которой он и стал впаривать моему другу так, что тот, не выдержав, решил перейти к рукоприкладству. Еще одна деталь: Витя несколько раз упомянул, что вся их встреча проходила под аккомпанемент “зажеванного радио”.
Вскоре после этого подобную историю я слышал от двух других знакомых. Они рассказывали, что рядом с их гаражом, где они по вечерам подрабатывали для местной пилорамы на циркулярном станке, ошивался какой-то мужик. Сначала просто ходил по окрестностям, а потом встал как вкопанный у ворот. Когда они вышли выяснить у мужика чего он хочет, оказалось, что он все это время записывал все происходящее на диктофон. Оправдываясь, мужик стал говорить, что звуки циркулярки ему нужны для работы, а когда его стали спрашивать “а не мусор ли ты часом”, он стал показывать какую-то замусоленную тетрадку, переданную ему якобы самой судьбой, и предлагать разобраться в ней вместе. В итоге мужика шугнули, больше он в тех краях не появлялся.
Уже перед самым отъездом, в конце лета, я от своего племянника услышал о новой забаве его сверстников. По вечерам они собирались на опушке леса и следили за какими-то бомжами, идущими из города в лес. Каждый раз они пытались проследить их как можно дольше и выяснить, где находится бомжатское логово, но каждый раз разбегались по домам оттого, что в какой-то момент бомжи, будто чувствуя, что за ними следят, начинали страшно орать на весь лес. На этом моменте сведения я получать перестал. В следующий раз я вернулся в родные края спустя два года, когда меня выселили из общаги и нужно было подзаработать денег за лето. На одном из семейных праздников от родных я узнал, что в течение какого-то времени после моего отъезда в городе происходила череда больших по меркам города инцидентов. Сразу в двух школах разгорелись скандалы вокруг странной конспирологической увлеченности школьников. Обеспокоенные родители приносили на родительские собрания изъятые у своих детей якобы сектантские брошюры, в которых ничего не могли разобрать. Пристыженные школьники говорили, что эти брошюры просто шалость старшеклассников. В то же время в администрацию города посыпались сообщения от местных жителей о необходимости начать расследование о нападениях в окрестностях леса. Большая часть жителей стала избегать посещения леса в ночное время суток, другие пытались устраивать засады на опушке, дабы поймать преступников с поличным. Уголовных дел заведено не было, так как никто не написал ни одного заявления. В какой-то момент, как можно судить, кто-то все-таки перегнул палку и забил до смерти у входа в лес какого-то загулявшегося мужичка. Убийца был найден по горячим следам, жители потихоньку успокоились. Хотя до сих пор не ясно был ли тот, кого нашли тем, кого искали. Или же убийцей стал один из тех, кто пытался найти убийцу.
Так или иначе, я вполне допускаю, что тетрадь, с которой носился “Санитар” и есть та самая брошюра, которую распространяли школьники, и изначально он действительно подрезал ее у жмура. Диктофонные записи “зажеванного радио”, которые слышал Витя, так же могли быть перезаписаны с кассеты на кассету, дозаписаны впоследствии бомжами в лесу и в том или ином виде распространены. Единственное что для меня остается загадкой — как все это могло прожить столько времени и всплыть только сейчас в таком виде.
21.12.2021 | lo***ht@mail.ru | Фёдор
Я слышал музыкальный альбом, который вы нашли и издали, но немного в другом виде, немного с другим звуком и еще в конце прошлого века. Во всяком случае, количество и названия треков было то же, это я хорошо запомнил. И – хоть в это и трудно поверить – мне его тоже передал человек, назвавшийся Володей, но выглядевший совсем не так как у вас. Не напоминал он никакого металхеда; напротив, выглядел, скорее, как очень приличный подросток в рубашке, жилеточке, пальто и очках, через которые, правда, поблескивал взгляд, полный то ли жестокости, то ли имбецильности (это я помню хорошо). Как металхед выглядел – да и был им, чего скрывать – я. И было это еще в конце 1990-х. Осенью 1999-го я возвращался домой с учебы, на лавке перед моим подъездом и сидел этот Володя. Я прошел мимо него и остановился у двери подъезда, чтобы открыть ее, а он подошел ко мне сзади со словами “у меня к тебе дело”. Была осень, октябрь. От неожиданности я ничего не смог ему ответить, просто открыл дверь, ускользнул от него в подъезд и поднялся в свою квартиру, точнее в квартиру своей бабули, у которой я жил в период учебы, на втором этаже, из окна на кухне было хорошо видно лавку перед подъездом. Я стал готовить себе поесть на кухне, осторожно поглядывая в окно: Володя продолжал сидеть на лавке перед подъездом, не отрываясь глядя в мое окно. Выглядело это жутковато. Бабуля, уже давно, как оказалось, наблюдавшая этого Володю, начала меня спрашивать: это к тебе что ли? кто это? чего он тут сидит?
Пока не стемнело, я решил выйти к этому чуваку и узнать, чего он хочет – чтобы успокоить бабулю. Спустился, открыл дверь подъезда и, не выходя на улицу, спросил:
– Тебе чего?
Очкарик встал, подошел к открытой двери. Глядя мне в глаза, пробормотал:
– Я Володя, тебе должны были про меня рассказать, я к тебе по делу, вот. – Он протянул мне завернутый в газету предмет. – Это тебе, ты должен это послушать и сделать все необходимое.
– Что это?
– Крики.
– Хорошо, давай. Послушаю. – Мне хотелось побыстрее от него отвязаться.
Володя отдал мне сверток, резко развернулся и ушел в неизвестном направлении. Больше я его не видел. Вернувшись домой, я раскрыл газетный сверток, и у меня в руках оказалась черная кассета в стандартной прозрачной коробочке с вкладышем, на котором просто были нанесены каракули черной ручкой, на развороте – названия 16 треков, четыре из которых – Узлы 1, 2, 3, 4. Я немного удивился. Город у нас небольшой, металхедов можно сосчитать по пальцам, все друг друга знают, все солидарно пиздятся с местной гопотой, которая иногда подкарауливает волосатиков около их подъездов. Но так, чтобы тебя подкарауливали с целью вручить кассету, такого не бывало и не ожидалось. Я включил кассету. На ней была запись сырой блэкухи – это меня удивило и порадовало, так как я начал уставать от симфонического барахла, которое на тот момент стало преобладать в блэке. Звук был очень мутным, шипящим, зажеванным. Кассету явно много раз слушали до того, как она попала ко мне в руки. Слов было не разобрать. Но мне понравилось: и содержимое, и тот способ, которым кассета попала мне в руки. Я начал подумывать о том, чтобы найти Володю и расспросить его об этой записи. Однако, вскоре произошли события, которые заставили меня избавиться и от кассеты, и от желания разыскать Володю.
В общем, ночью я проснулся от какого-то странного ощущения и обнаружил, что бабуля – совершенно голая – стоит перед моей кроватью, смотрит прямо на меня и что-то бормочет. Я не буду ничего придумывать, то, что она говорила, я не разобрал. Встал, посмотрел на нее: смотрит мне в лицо широко открытыми глазами, которые, однако, ничего не выражают, никаких эмоций, она во сне. Потряс ее за плечо. Она моргнула, очнулась, стала охать и причитать. Отвел ее в к дивану, на котором она спала, помог одеться, уложил спать. Бабуля моя была уже на тот момент очень старенькой и часто чудила.
Утром я ушел на учебу. Рассказал друзьям о произошедшем. Мы посмеялись. Возвращаясь домой, я обнаружил, что ветви облезлой сирени у моего подъезда – прямо за лавкой, на которой сидел Володя, – завязаны в узел. Ничего особенного по этому поводу я не подумал, только пожал плечами, и вспомнил, что четыре трека на альбоме, переданном мне Володей, назывались “узлами”. В выходные я пошел, прихватив с собой кассету и плеер, в недостроенное здание библиотеки, которое использовалось местными неформалами как тусовое место. Рассказал там про Володю, дал желающим послушать кассету в плеере. Альбом никому особо не понравился, меня это не удивило. История с Володей вызвала странную реакцию: часть моих знакомых просто не поверила мне, а часть стала в ответ придумывать истории, которые были похожи на мою, но я как-то ясно чувствовал, что это выдумки. Ну хорошо, я пошел домой. Было уже темно, и мне надо было пройти довольно большое расстояние по пустым окраинам. Тут случилась еще одна странность, надо сказать очень меня напугавшая: в какой-то момент я понял, что за мной идет мужик, до этого шедший мне навстречу по противоположной стороне улицы, но который перешел дорогу и начал меня преследовать. Улица была неплохо освещена, и оборачиваться я не хотел, не хотел встречаться взглядом со своим преследователем (мне казалось, что он идет за мной на расстоянии метров в двадцать). Я решил удостовериться в преследовании тогда, когда попаду на неосвещенный участок улицы, откуда меня не будет видно. Немного ускорившись и сделав несколько поворотов чтобы оторваться, я наконец дошел до неосвещенного участка. Обернулся: мужик идет за мной. Я испугался и побежал. Повернув за угол ближайшего дома, я спрятался в кусты, чтобы мой преследователь потерял меня из виду – а я смог увидеть, куда он направится. Мужик пробежал мимо кустов, что-то бормоча: коренастый, крепкий, взъерошенный, со сжатыми кулаками, рыскающий по сторонам. Он направился туда, куда, как ему казалось, побежал я – а я, подождав пока он отдалится, рванул в противоположную сторону, сделал большой крюк и вернулся домой, шугаясь каждого куста, боясь, что из каждого может выпрыгнуть на меня этот хрен, у которого явно ничего хорошего на уме, касательно меня, не было. Дома я почувствовал себя в безопасности, но обнаружил, что кассета потеряна.
На следующий день меня не отпускала тревога и тоска: я все еще боялся, что за мной кто-то следит, и был расстроен из-за потери кассеты. Однако вечером мне позвонил знакомый по “библиотеке” и сказал, что кассета у него (оказалось, я забыл ее в его плеере) и что нам срочно нужно встретиться. Я предложил ему прийти ко мне – и уже через полчаса он сидел в моей комнате.
– Это пиздец, – начал он, – это кромешный пиздец! Я включил это дома на мафоне, выключил свет, лег в кровать и сразу заснул. Так вот, во сне я умер, прикинь. Это типа сон был, конечно, все дела, но я тебе без шуток говорю: я умер. Не знаю, короче, как объяснить. Это как полное оглушение: вообще ничего не чувствуешь – но каким-то образом чувствуешь, что не чувствуешь. Просто провалился в темноту, как в воду, понимаешь. Но под водой ты типа слышишь пульс, понимаешь, а тут пиздец, полная тишина, абсолютно пустая, или наоборот, слишком плотная. Не знаю. Ладно, это херня. Утром я как бы издалека услышал голос матушки, она меня искала и не могла найти. Потом голос стал отчетливее, слышнее. Потом я почувствовал прикосновение: матушка меня веником тыкала в плечо – я под кроватью лежал. Пиздец короче. И узел – я тоже заметил узел у своего подъезда утром. Короче забери эту кассету, нахера мне такое счастье.
Я забрал кассету. Мы попили чаю, поболтали о пустяках, и распрощались. Знакомый ушел домой, кассета осталась у меня. Я решил ее послушать – просто чтобы проверить сохранность. У меня возникло ощущение, что запись стала совершенно другой: более отчетливой что ли, я как будто начинал разбирать слова. Через какое-то время кассету зажевало, я неудачно ее достал из магнитофона, пленка порвалась. Я решил ее не заклеивать, оставить до утра. Переслушивать “крики” мне не хотелось. Было воскресенье, на следующий день мне нужно было рано вставать на учебу, я решил лечь спать. И, в общем, произошло то, что меня окончательно выбило из колеи. Я провалился не в сон, а в пустоту, в то самое оглушение. Проснулся от холода и от голоса соседки по подъезду. Она испуганно выкрикивала мое имя, трепала меня за плечо, а я стоял на улице у своего подъезда в одних трусах, уставившись глазами в облезлую сирень, в ветвях которой был завязан новый узел. Придя в себя, я поднялся домой, взял кассету, решив сегодня же от нее избавиться – и обнаружил, что порванная пленка тоже завязана узлом. Короче, вечером я развел на небольшом пустыре костер и бросил туда кассету, опасаясь, честно говоря, что она не сгорит. Кассета сгорела, ничего особенного не произошло. И в целом, к моему удовлетворению, странности в моей жизни, по большому счету, прекратились.
01.03.2022 | sa***66@gmail.com | Без подписи
По поводу так называемого “Культа Тамангул(ь)а” (эти ваши скобочки и вся философская муть, которую вы мутите вокруг, это отдельная тупая история, за нее вам отдельно нужно вломить). Какие же вы дешевые профаны, какие же вы долбоебы. Вы совершенно не в теме, совершенно не понимаете, о чем говорите, и с чем имеете дело. Тот, кого вы называете “Володей”, это просто пиздабол, который навешал вам херни на уши, и передал вам то, что принадлежит не ему. Не рассказывайте, что вывалили запись “без купюр, редактуры и мастеринга”. Вы думали никто не разберется, если вы инвертируете запись и наложите поверх нее шума? Вы извратили все. Вы исказили и букву, и дух истории, и суть происходящего, и его звук. Вы не понимаете, что развязали. За то, что вы сделали, желаю вам поскорее сдохнуть.
14.04.2022 | ex***ar@protonmail.com | Без подписи
Труп Грибника — это подкидыш, и Санитар знает об этом. Труп Грибника — это просто способ общаться, конверт для письма, которое всегда приходит по адресу. Само письмо написано не им, не Грибником. Нужно смотреть не на Грибника, а на то, за чем он охотился. Охота — это его желание, оно ведет его туда, где он сам становится желанной добычей. Одна нога Грибника всегда короче другой, он ходит по спирали и оказывается в петле, один. В петле его глаза и рот впервые открываются. Всякий Санитар всегда ждет и всегда дожидается посылки. Санитар ее раскрывает и меняет упаковку, чтобы передать послание дальше, чтобы оно шло дальше само. У всякого Санитара есть свой Володя, но его функция та же, что у трупа Грибника — передать сообщение, полностью исказив то, каким образом оно было получено. Все устроено так, чтобы получивший послание сам начал охоту. Стыдно этого не знать, но в этом стыде вся соль.
19.02.2023 | 12***56@yandex.ru | Пётр
здравствуйте.
меня зовут пётр, я из екатеринбурга.
спасибо за историю. хочу поделиться с вами материалами, которые я получил и расшифровал, благодаря вашей публикации.
маленькое предисловие: в качестве хобби я увлекаюсь историей советской философии и несколько лет занимаюсь собиранием материалов по философской географии, геологии и биологии. года четыре назад я купил в букинистическом магазине екб несколько выпусков сборника “философские вопросы геологии”, выходившего в издательстве свердловского ордена трудового красного знамени горного института им. в. в. вахрушева. один из выпусков (77(2), 1970 года) был в очень плохой сохранности: страницы грязные, рваные и — почти все — исчёрканы карандашом. бывает, не страшно. тоже следы истории.
но вот, прочитав год назад “культ”, я обратил внимание на иллюстрации, одна из которых, видимо, изображает “изобретательные каракули” из вклеек, помещённых в тетрадь грибника. увидев эти “каракули”, я был поражён. дело в том, что они очень напоминали витиеватые линии и завитки, которыми покрыты страницы упомянутого мной выпуска “философских вопросов геологии”. эти завитки начинаются в точке, закрашенной зеленым карандашом — и заканчиваются в такой же точке. проследив движение линии от точки к точке (что само по себе сложно, ввиду запутанности линий — см. прикрепленное фото), можно по буквам сложить текст, как бы вырезанный и связанный этими линиями на каждой странице. продвигаясь в расшифровке, я нашёл подтверждение тому, что каракули в этом выпуске фвг скорее всего имеют отношение к “культу”: некоторые фрагменты получившегося текста почти в точности совпадают с фрагментами, которые приведены у вас в приложении. но мой текст получился значительно больше — это десять довольно объемных “глав”, которые складываются из “абзацев”, помещённых на каждой странице фвг. каждый “абзац” заканчивается рефреном о “нитях”, “путах”, “волоке” и т.д. — что позволило мне сгруппировать их в “главы” с соответствующими названиями. разбивка на предложения сделана мной, я же расставил и знаки препинания. вместо «полного» имени «тамангул(ь)», на страницах фвг отмечены только согласные: тмнгл. я позволил себе перевести это написание в предложенное вами. не знаю, полный ли это текст “скрижалей”, как вы это называете, не знаю, когда он был “написан” — в советское время или уже в наше, не знаю, насколько интересной вам покажется проделанная мной работа. но меня эта тема какое-то время завораживала, не отпускала — пока я не расшифровал последнюю страницу. каких-то странных событий в моей жизни во время расшифровки не происходило, деревьев, ветви которых сами собой завязываются в узлы, не наблюдал, увы.
если сочтёте возможной и полезной публикацию результатов моей работы и этого письма, я не буду возражать.
с уважением,
пётр.
Насколько я понимаю, эта байка кочует сквозь времена, судя по тому, что ваш рассказчик говорит так, будто это происходило буквально на днях. Я же слышал о чем-то подобном еще тогда, когда поступал в областной университет и, соответственно, готовился покинуть малую родину. Получается, это было около пятнадцати лет назад. Возможно, эта история сродни архетипическим “бабкам, разгуливающим по ночам с горящими глазами” или “бомжам, которые съели моего друга”, но при таком количестве странных совпадений слабо верится, что ничего из этого в действительности не происходило.
Тогда я старался откреститься от всех знакомств и старых друзей-одноклассников. Все свое время я тратил на подготовку к вступительным экзаменам и все эти персонажи, которые явно не разделяли моих стремлений к новой жизни, были ярким примером того, что я хочу преодолеть. Тем не менее, иногда я (напыщенно вынужденно, само собой) виделся и немного припивал с этими товарищами. Собственно, в одну из таких встреч меня занесло к очень стародавнему “лучшему другу”. Мы с ним дружили с детского сада, тогда его родители активно пытались всячески его культурно развить – отдавали в музыкальную школу, постоянно заставляли читать и т.д. Но в районе первого или второго класса оба его родителя попали в аварию и погибли. Товарищ (назовем его Витей) быстро ушел в себя, мгновенно скатился в учебе и был сослан в интернат. До последних встреч, я его видел всего пару раз за автостанцией с пакетом обильно залитым клеем “Момент”. В тот раз мы с ним случайно пересеклись на районе и решили выпить по паре банок пива за встречу. Именно от Вити я впервые услышал о некоем работнике морга, судя по всему мальца поехавшего от своей работы. Товарищ мой познакомился с ним где-то в районе больницы у парка, где часто собирались разного сорта забулдыги. Судя по всему, после распития на свежем воздухе, Витя отправился допивать в гости к новому знакомому.
Насколько я понимаю, знакомство для них обоих закончилось не очень хорошо, так как мой товарищ хвастался тем, что отпиздил “Санитара” за то, к чему тот его пытался склонить. Витя говорил, что дома у него творился полнейший пиздец: по его словам все было покрыто черной плесенью, повсюду были разбросаны полусгнившие лохмотья, а стены были исписаны то ли землей, то ли дерьмом. От распития их это не отвлекло и уже в процессе непринужденной беседы за чашечкой ароматной пшеничной водочки Витя выяснил, что “Санитар” (я ставлю кавычки, так как в истории Вити такой погремухи не звучало) осматривал какого-то особого неопознанного жмурика, у которого нашлась странная тетрадь, копию которой он и стал впаривать моему другу так, что тот, не выдержав, решил перейти к рукоприкладству. Еще одна деталь: Витя несколько раз упомянул, что вся их встреча проходила под аккомпанемент “зажеванного радио”.
Вскоре после этого подобную историю я слышал от двух других знакомых. Они рассказывали, что рядом с их гаражом, где они по вечерам подрабатывали для местной пилорамы на циркулярном станке, ошивался какой-то мужик. Сначала просто ходил по окрестностям, а потом встал как вкопанный у ворот. Когда они вышли выяснить у мужика чего он хочет, оказалось, что он все это время записывал все происходящее на диктофон. Оправдываясь, мужик стал говорить, что звуки циркулярки ему нужны для работы, а когда его стали спрашивать “а не мусор ли ты часом”, он стал показывать какую-то замусоленную тетрадку, переданную ему якобы самой судьбой, и предлагать разобраться в ней вместе. В итоге мужика шугнули, больше он в тех краях не появлялся.
Уже перед самым отъездом, в конце лета, я от своего племянника услышал о новой забаве его сверстников. По вечерам они собирались на опушке леса и следили за какими-то бомжами, идущими из города в лес. Каждый раз они пытались проследить их как можно дольше и выяснить, где находится бомжатское логово, но каждый раз разбегались по домам оттого, что в какой-то момент бомжи, будто чувствуя, что за ними следят, начинали страшно орать на весь лес. На этом моменте сведения я получать перестал. В следующий раз я вернулся в родные края спустя два года, когда меня выселили из общаги и нужно было подзаработать денег за лето. На одном из семейных праздников от родных я узнал, что в течение какого-то времени после моего отъезда в городе происходила череда больших по меркам города инцидентов. Сразу в двух школах разгорелись скандалы вокруг странной конспирологической увлеченности школьников. Обеспокоенные родители приносили на родительские собрания изъятые у своих детей якобы сектантские брошюры, в которых ничего не могли разобрать. Пристыженные школьники говорили, что эти брошюры просто шалость старшеклассников. В то же время в администрацию города посыпались сообщения от местных жителей о необходимости начать расследование о нападениях в окрестностях леса. Большая часть жителей стала избегать посещения леса в ночное время суток, другие пытались устраивать засады на опушке, дабы поймать преступников с поличным. Уголовных дел заведено не было, так как никто не написал ни одного заявления. В какой-то момент, как можно судить, кто-то все-таки перегнул палку и забил до смерти у входа в лес какого-то загулявшегося мужичка. Убийца был найден по горячим следам, жители потихоньку успокоились. Хотя до сих пор не ясно был ли тот, кого нашли тем, кого искали. Или же убийцей стал один из тех, кто пытался найти убийцу.
Так или иначе, я вполне допускаю, что тетрадь, с которой носился “Санитар” и есть та самая брошюра, которую распространяли школьники, и изначально он действительно подрезал ее у жмура. Диктофонные записи “зажеванного радио”, которые слышал Витя, так же могли быть перезаписаны с кассеты на кассету, дозаписаны впоследствии бомжами в лесу и в том или ином виде распространены. Единственное что для меня остается загадкой — как все это могло прожить столько времени и всплыть только сейчас в таком виде.
21.12.2021 | lo***ht@mail.ru | Фёдор
Я слышал музыкальный альбом, который вы нашли и издали, но немного в другом виде, немного с другим звуком и еще в конце прошлого века. Во всяком случае, количество и названия треков было то же, это я хорошо запомнил. И – хоть в это и трудно поверить – мне его тоже передал человек, назвавшийся Володей, но выглядевший совсем не так как у вас. Не напоминал он никакого металхеда; напротив, выглядел, скорее, как очень приличный подросток в рубашке, жилеточке, пальто и очках, через которые, правда, поблескивал взгляд, полный то ли жестокости, то ли имбецильности (это я помню хорошо). Как металхед выглядел – да и был им, чего скрывать – я. И было это еще в конце 1990-х. Осенью 1999-го я возвращался домой с учебы, на лавке перед моим подъездом и сидел этот Володя. Я прошел мимо него и остановился у двери подъезда, чтобы открыть ее, а он подошел ко мне сзади со словами “у меня к тебе дело”. Была осень, октябрь. От неожиданности я ничего не смог ему ответить, просто открыл дверь, ускользнул от него в подъезд и поднялся в свою квартиру, точнее в квартиру своей бабули, у которой я жил в период учебы, на втором этаже, из окна на кухне было хорошо видно лавку перед подъездом. Я стал готовить себе поесть на кухне, осторожно поглядывая в окно: Володя продолжал сидеть на лавке перед подъездом, не отрываясь глядя в мое окно. Выглядело это жутковато. Бабуля, уже давно, как оказалось, наблюдавшая этого Володю, начала меня спрашивать: это к тебе что ли? кто это? чего он тут сидит?
Пока не стемнело, я решил выйти к этому чуваку и узнать, чего он хочет – чтобы успокоить бабулю. Спустился, открыл дверь подъезда и, не выходя на улицу, спросил:
– Тебе чего?
Очкарик встал, подошел к открытой двери. Глядя мне в глаза, пробормотал:
– Я Володя, тебе должны были про меня рассказать, я к тебе по делу, вот. – Он протянул мне завернутый в газету предмет. – Это тебе, ты должен это послушать и сделать все необходимое.
– Что это?
– Крики.
– Хорошо, давай. Послушаю. – Мне хотелось побыстрее от него отвязаться.
Володя отдал мне сверток, резко развернулся и ушел в неизвестном направлении. Больше я его не видел. Вернувшись домой, я раскрыл газетный сверток, и у меня в руках оказалась черная кассета в стандартной прозрачной коробочке с вкладышем, на котором просто были нанесены каракули черной ручкой, на развороте – названия 16 треков, четыре из которых – Узлы 1, 2, 3, 4. Я немного удивился. Город у нас небольшой, металхедов можно сосчитать по пальцам, все друг друга знают, все солидарно пиздятся с местной гопотой, которая иногда подкарауливает волосатиков около их подъездов. Но так, чтобы тебя подкарауливали с целью вручить кассету, такого не бывало и не ожидалось. Я включил кассету. На ней была запись сырой блэкухи – это меня удивило и порадовало, так как я начал уставать от симфонического барахла, которое на тот момент стало преобладать в блэке. Звук был очень мутным, шипящим, зажеванным. Кассету явно много раз слушали до того, как она попала ко мне в руки. Слов было не разобрать. Но мне понравилось: и содержимое, и тот способ, которым кассета попала мне в руки. Я начал подумывать о том, чтобы найти Володю и расспросить его об этой записи. Однако, вскоре произошли события, которые заставили меня избавиться и от кассеты, и от желания разыскать Володю.
В общем, ночью я проснулся от какого-то странного ощущения и обнаружил, что бабуля – совершенно голая – стоит перед моей кроватью, смотрит прямо на меня и что-то бормочет. Я не буду ничего придумывать, то, что она говорила, я не разобрал. Встал, посмотрел на нее: смотрит мне в лицо широко открытыми глазами, которые, однако, ничего не выражают, никаких эмоций, она во сне. Потряс ее за плечо. Она моргнула, очнулась, стала охать и причитать. Отвел ее в к дивану, на котором она спала, помог одеться, уложил спать. Бабуля моя была уже на тот момент очень старенькой и часто чудила.
Утром я ушел на учебу. Рассказал друзьям о произошедшем. Мы посмеялись. Возвращаясь домой, я обнаружил, что ветви облезлой сирени у моего подъезда – прямо за лавкой, на которой сидел Володя, – завязаны в узел. Ничего особенного по этому поводу я не подумал, только пожал плечами, и вспомнил, что четыре трека на альбоме, переданном мне Володей, назывались “узлами”. В выходные я пошел, прихватив с собой кассету и плеер, в недостроенное здание библиотеки, которое использовалось местными неформалами как тусовое место. Рассказал там про Володю, дал желающим послушать кассету в плеере. Альбом никому особо не понравился, меня это не удивило. История с Володей вызвала странную реакцию: часть моих знакомых просто не поверила мне, а часть стала в ответ придумывать истории, которые были похожи на мою, но я как-то ясно чувствовал, что это выдумки. Ну хорошо, я пошел домой. Было уже темно, и мне надо было пройти довольно большое расстояние по пустым окраинам. Тут случилась еще одна странность, надо сказать очень меня напугавшая: в какой-то момент я понял, что за мной идет мужик, до этого шедший мне навстречу по противоположной стороне улицы, но который перешел дорогу и начал меня преследовать. Улица была неплохо освещена, и оборачиваться я не хотел, не хотел встречаться взглядом со своим преследователем (мне казалось, что он идет за мной на расстоянии метров в двадцать). Я решил удостовериться в преследовании тогда, когда попаду на неосвещенный участок улицы, откуда меня не будет видно. Немного ускорившись и сделав несколько поворотов чтобы оторваться, я наконец дошел до неосвещенного участка. Обернулся: мужик идет за мной. Я испугался и побежал. Повернув за угол ближайшего дома, я спрятался в кусты, чтобы мой преследователь потерял меня из виду – а я смог увидеть, куда он направится. Мужик пробежал мимо кустов, что-то бормоча: коренастый, крепкий, взъерошенный, со сжатыми кулаками, рыскающий по сторонам. Он направился туда, куда, как ему казалось, побежал я – а я, подождав пока он отдалится, рванул в противоположную сторону, сделал большой крюк и вернулся домой, шугаясь каждого куста, боясь, что из каждого может выпрыгнуть на меня этот хрен, у которого явно ничего хорошего на уме, касательно меня, не было. Дома я почувствовал себя в безопасности, но обнаружил, что кассета потеряна.
На следующий день меня не отпускала тревога и тоска: я все еще боялся, что за мной кто-то следит, и был расстроен из-за потери кассеты. Однако вечером мне позвонил знакомый по “библиотеке” и сказал, что кассета у него (оказалось, я забыл ее в его плеере) и что нам срочно нужно встретиться. Я предложил ему прийти ко мне – и уже через полчаса он сидел в моей комнате.
– Это пиздец, – начал он, – это кромешный пиздец! Я включил это дома на мафоне, выключил свет, лег в кровать и сразу заснул. Так вот, во сне я умер, прикинь. Это типа сон был, конечно, все дела, но я тебе без шуток говорю: я умер. Не знаю, короче, как объяснить. Это как полное оглушение: вообще ничего не чувствуешь – но каким-то образом чувствуешь, что не чувствуешь. Просто провалился в темноту, как в воду, понимаешь. Но под водой ты типа слышишь пульс, понимаешь, а тут пиздец, полная тишина, абсолютно пустая, или наоборот, слишком плотная. Не знаю. Ладно, это херня. Утром я как бы издалека услышал голос матушки, она меня искала и не могла найти. Потом голос стал отчетливее, слышнее. Потом я почувствовал прикосновение: матушка меня веником тыкала в плечо – я под кроватью лежал. Пиздец короче. И узел – я тоже заметил узел у своего подъезда утром. Короче забери эту кассету, нахера мне такое счастье.
Я забрал кассету. Мы попили чаю, поболтали о пустяках, и распрощались. Знакомый ушел домой, кассета осталась у меня. Я решил ее послушать – просто чтобы проверить сохранность. У меня возникло ощущение, что запись стала совершенно другой: более отчетливой что ли, я как будто начинал разбирать слова. Через какое-то время кассету зажевало, я неудачно ее достал из магнитофона, пленка порвалась. Я решил ее не заклеивать, оставить до утра. Переслушивать “крики” мне не хотелось. Было воскресенье, на следующий день мне нужно было рано вставать на учебу, я решил лечь спать. И, в общем, произошло то, что меня окончательно выбило из колеи. Я провалился не в сон, а в пустоту, в то самое оглушение. Проснулся от холода и от голоса соседки по подъезду. Она испуганно выкрикивала мое имя, трепала меня за плечо, а я стоял на улице у своего подъезда в одних трусах, уставившись глазами в облезлую сирень, в ветвях которой был завязан новый узел. Придя в себя, я поднялся домой, взял кассету, решив сегодня же от нее избавиться – и обнаружил, что порванная пленка тоже завязана узлом. Короче, вечером я развел на небольшом пустыре костер и бросил туда кассету, опасаясь, честно говоря, что она не сгорит. Кассета сгорела, ничего особенного не произошло. И в целом, к моему удовлетворению, странности в моей жизни, по большому счету, прекратились.
01.03.2022 | sa***66@gmail.com | Без подписи
По поводу так называемого “Культа Тамангул(ь)а” (эти ваши скобочки и вся философская муть, которую вы мутите вокруг, это отдельная тупая история, за нее вам отдельно нужно вломить). Какие же вы дешевые профаны, какие же вы долбоебы. Вы совершенно не в теме, совершенно не понимаете, о чем говорите, и с чем имеете дело. Тот, кого вы называете “Володей”, это просто пиздабол, который навешал вам херни на уши, и передал вам то, что принадлежит не ему. Не рассказывайте, что вывалили запись “без купюр, редактуры и мастеринга”. Вы думали никто не разберется, если вы инвертируете запись и наложите поверх нее шума? Вы извратили все. Вы исказили и букву, и дух истории, и суть происходящего, и его звук. Вы не понимаете, что развязали. За то, что вы сделали, желаю вам поскорее сдохнуть.
14.04.2022 | ex***ar@protonmail.com | Без подписи
Труп Грибника — это подкидыш, и Санитар знает об этом. Труп Грибника — это просто способ общаться, конверт для письма, которое всегда приходит по адресу. Само письмо написано не им, не Грибником. Нужно смотреть не на Грибника, а на то, за чем он охотился. Охота — это его желание, оно ведет его туда, где он сам становится желанной добычей. Одна нога Грибника всегда короче другой, он ходит по спирали и оказывается в петле, один. В петле его глаза и рот впервые открываются. Всякий Санитар всегда ждет и всегда дожидается посылки. Санитар ее раскрывает и меняет упаковку, чтобы передать послание дальше, чтобы оно шло дальше само. У всякого Санитара есть свой Володя, но его функция та же, что у трупа Грибника — передать сообщение, полностью исказив то, каким образом оно было получено. Все устроено так, чтобы получивший послание сам начал охоту. Стыдно этого не знать, но в этом стыде вся соль.
19.02.2023 | 12***56@yandex.ru | Пётр
здравствуйте.
меня зовут пётр, я из екатеринбурга.
спасибо за историю. хочу поделиться с вами материалами, которые я получил и расшифровал, благодаря вашей публикации.
маленькое предисловие: в качестве хобби я увлекаюсь историей советской философии и несколько лет занимаюсь собиранием материалов по философской географии, геологии и биологии. года четыре назад я купил в букинистическом магазине екб несколько выпусков сборника “философские вопросы геологии”, выходившего в издательстве свердловского ордена трудового красного знамени горного института им. в. в. вахрушева. один из выпусков (77(2), 1970 года) был в очень плохой сохранности: страницы грязные, рваные и — почти все — исчёрканы карандашом. бывает, не страшно. тоже следы истории.
но вот, прочитав год назад “культ”, я обратил внимание на иллюстрации, одна из которых, видимо, изображает “изобретательные каракули” из вклеек, помещённых в тетрадь грибника. увидев эти “каракули”, я был поражён. дело в том, что они очень напоминали витиеватые линии и завитки, которыми покрыты страницы упомянутого мной выпуска “философских вопросов геологии”. эти завитки начинаются в точке, закрашенной зеленым карандашом — и заканчиваются в такой же точке. проследив движение линии от точки к точке (что само по себе сложно, ввиду запутанности линий — см. прикрепленное фото), можно по буквам сложить текст, как бы вырезанный и связанный этими линиями на каждой странице. продвигаясь в расшифровке, я нашёл подтверждение тому, что каракули в этом выпуске фвг скорее всего имеют отношение к “культу”: некоторые фрагменты получившегося текста почти в точности совпадают с фрагментами, которые приведены у вас в приложении. но мой текст получился значительно больше — это десять довольно объемных “глав”, которые складываются из “абзацев”, помещённых на каждой странице фвг. каждый “абзац” заканчивается рефреном о “нитях”, “путах”, “волоке” и т.д. — что позволило мне сгруппировать их в “главы” с соответствующими названиями. разбивка на предложения сделана мной, я же расставил и знаки препинания. вместо «полного» имени «тамангул(ь)», на страницах фвг отмечены только согласные: тмнгл. я позволил себе перевести это написание в предложенное вами. не знаю, полный ли это текст “скрижалей”, как вы это называете, не знаю, когда он был “написан” — в советское время или уже в наше, не знаю, насколько интересной вам покажется проделанная мной работа. но меня эта тема какое-то время завораживала, не отпускала — пока я не расшифровал последнюю страницу. каких-то странных событий в моей жизни во время расшифровки не происходило, деревьев, ветви которых сами собой завязываются в узлы, не наблюдал, увы.
если сочтёте возможной и полезной публикацию результатов моей работы и этого письма, я не буду возражать.
с уважением,
пётр.
Обращение к читателям и слушателям
Просим всех, кто располагает какой-либо информацией касательно Культа Тамангул(ь)а, личностей Грибника, Санитара и Володи, а также обстоятельств, способствовавших появлению этой записи на свет, писать по адресу:
in@lmnt.space
Любые достоверные сведения будут использованы в ходе дальнейшего расследования и (если наши информанты дадут на то свое согласие) опубликованы в качестве продолжения этой запутанной истории.
in@lmnt.space
Любые достоверные сведения будут использованы в ходе дальнейшего расследования и (если наши информанты дадут на то свое согласие) опубликованы в качестве продолжения этой запутанной истории.
Иван Аксенов, Иван Напреенко, Иван Спицын, Евгений Кучинов